Доктор Легг и мистер Трелони вздохнули с облегчением.
****
В назначенное время в таверне стала собираться публика.
Столы из зала убрали, поставив наскоро сколоченные лавки, а помост, на котором обычно выступала Норма, увеличили до нужного размера. Норма в городе по-прежнему не появилась (как и мистер Аэртон), капитан о ней больше не спрашивал, но мрачный мистер Трелони, увидев подмостки, вспомнил о девушке. Вспомнил и тяжело вздохнул.
Перед началом он ещё раз пересчитал что-то на бумажке, помрачнел ещё больше и, отведя доктора в сторону, сказал ему, старательно пряча глаза:
– Джеймс, сейчас полученной выручки едва дотягивает по трёх четвертей той суммы, которую нам надо уплатить за капитана. Нам этих денег по любому не хватит.
Он жалко растянул губы в улыбке и поднял глаза на доктора. Доктор не смотрел на него. Он смотрел в зал, улыбался кому-то любезно, приветственно с кем-то раскланивался, поедая взглядом. Потом доктор сказал краешком губ, не поворачивая головы:
– Отменять что-либо поздно, Джордж. Они нас растерзают. Пойдём до конца, а там что-нибудь придумаем. И потом, три четверти суммы всё же лучше, чем совсем ничего. Готовьтесь, мы скоро начинаем!
Единодушным решением всех собравшихся в таверне судьёй поединка был выбран колонист очень почтенной наружности. Доктор Легг тут же принялся обсуждать с ним правила. После того, как все детали боя были обговорены, судья поединка, а правильнее будет называть его рефери, поднялся на подмостки и сказал громко, чтобы все слышали:
– Бой длится до победы или до тех пор, пока кто-нибудь не признает себя побеждённым. Правила такие: допускаются все удары руками, – голыми кулаками, – и удары ногами без обуви, удары локтем, головой, а также подсечки, захваты и удушения… Добивать упавшего противника запрещено любым способом. Победивший боксёр получает билет лотереи.
По залу покатился одобрительный ропот. Доктор Легг подошёл к Платону, глянул ему в глаза и сказал шёпотом:
– Если ты почувствуешь, что тебе худо, сразу ложись и признавай поражение… Нам совсем не нужно, чтобы тебя изувечили. Дадим им лишний билет – сквернее уже не будет.
Платон улыбнулся одними губами, чёрные глаза его заблестели и тут же прикрылись веками. Доктор Легг ударил в колокол, прокашлялся в наступившей тишине, неловко потёр переносицу и объявил начало поединка.
Когда Платон снял с себя рубашку, оставшись в одних коротких матросских штанах, по залу пронёсся восторженный гул. Тело у него было великолепное – гибкое, мощное, оно дышало здоровьем и первобытной силой. Грация воина и упругость зверя словно были воплощены в нём. Кожа, чёрная и гладкая, атласно сияла, рельефные мышцы перекатывались под ней. Платон поиграл мускулами спины, разогреваясь, вышел на середину подмостков и хищно улыбнулся залу, дотронувшись до своего амулета, висевшего на груди. Зал застонал, как один человек.
