Вошли в деревню. Колька стукал под окнами хат и затягивал свою песенку:
— Подайте, добрые люди, слепенькому, убогому.
Нигде не подавали, деревня была бедная, напуганная, только рукой досадливо махали, в деревне стояли польские солдаты.
Но Колька не ленился у каждой хаты петь свою песенку и низко кланяться, так дядя Вас велел, милостыни им не нужно было, в мешке лежала еще краюха, положенная Диночкой, но для отвода глаз нужно было представляться настоящими нищими, и Колька ловко представлялся, лучше даже чем в палатке представлял перед публикой медвежонка.
Одна старуха сжалилась, сунула кусок твердого, как камень, черного хлеба, и Кольке даже стыдно стало — им ведь хлеба не нужно, а у старухи, может, последний.
Дядя Вас его похвалил, когда вышли из деревни:
— Ловкий ты парень, Колька, молодец, не пропадешь, а мне без тебя не выбраться бы.
Так шли они по той самой дороге, по которой недавно бежали Колька с Мотькой от злого плена.
Изредка садились отдыхать и поесть и опять шли, без устали, будто от свободы выросли у них крылья, которые несли весело и легко.
Дорогу Колька, оказывается, запомнил хорошо, вел своего слепого, нигде не сбиваясь, даже не задумываясь, каждый кустик, каждое дерево запомнил.
Ночью прилегли в канавке придорожной отдохнуть, и видел Колька во сне Москву, отца, мать, малышей, Катю, Костю, всех видел — все такие веселые, милые, а проснулся, небо темное, в ярких звездах, цветы и трава пахнут сладко, а по дороге медленно телега едет, и два голоса разговаривают:
— Хоть бы красные скорее пришли. Сил больше нет терпеть.
— Верно, скоро придут. Сказывают, в Незнамове сильный бой был, вчера здесь слышно было. Незнамово, слышь, за ними осталось, а ведь всего семь верст тут.
Проехала телега, замолкли голоса, спал крепко дядя Вас, бормотал во сне что-то, а Колька лежал и вслушивался, дыхание от радости захватывало — всего семь верст. Только как туда попасть, не наткнуться бы на ляхов.
Лежал Колька и слушал. Тяжело загудела земля знакомым гулом, давно уже такого не слышал, вскочил дядя Вас, будто по сигналу.
— Что такое? — за глаза слепые схватился.
Колька его за руку дернул, чтобы не отодрал Диночкиных пластинок.
— Палят, никак, — спрашивал дядя Вас, вслушиваясь.
— Палят, семь верст осталось, — захлебывался Колька, а сердце вот-вот разорвется от радостного, беспокойного волнения.
— Семь верст осталось.
— Пойдем, — строго, почти сурово сказал дядя Вас.
Они встали и пошли туда, откуда слышался тяжелый гул, будто вздохи чьи-то жалобные.
