Чего бы только ни отдали ребята, чтобы слышать, что Дина говорит.
Солдат вдруг ее за руку схватил, вздрогнули ребята, будто это их самих сейчас бить, мучить начнут.
Вырвалась Дина, отскочила, но не убежала, говорила что-то горячо, руками размахивала.
Вышел из ворот еще солдат или офицер даже, первый перед ним почтительно вытянулся. Опять подошла Дина, опять говорила что-то горячо и руками размахивала и вот уже сверток перешел в руки офицера, развернул, осмотрел внимательно, передал солдату, рукой махнул. Пошел солдат по лагерю, к бараку подошел, метнулась борода дяди Васа.
Ура!.. Чуть кубарем вниз ребята не скатились.
Ура!
Хорошо, что никто не слышит этого запретного русского ура.
Дядя Вас получил хлеб, долго на пороге стоял будто пораженный, чтобы ему наверх сюда взглянуть на гору, ну да все равно не разглядел бы, но знает теперь, догадывается что не забыли его, близко где-то его друзья, теперь знает.
Помчались домой. Дина взволнованная, радостная, глаза блестят.
— Солдат арестовать хотел, потом офицер вышел, он у нас на представлениях бывает… Я ему доказала… позволил два раза в неделю передавать, только чтобы записок не было, ну, а мы и записки запрячем. Погодите.
Дина смеялась и даже приплясывала, Исаак ахал и всплескивал руками.
— Допляшешься. Слышала, в Несвиже пять девчонок повесили за сочувствие… Им что! Они и младенцев могут вешать. А ты такая неосторожная. Ах! Ах!.
— Подожди, милый Исаак, мы еще устроим штучку, подожди, — смеялась Дина, хлопая его по затылку.
Уж если что Дине в голову западет, то она исполнит непременно, ни за что не успокоится, пока на своем не поставит. Так и с записками. Запекала записки в горшок с кашей, соленую рыбу разрезала, записочку клала и рыбу опять тонкими нитками зашивала, по-всякому ловчилась, только вот плохо, ответа не приходит, может и не доходят письма-то.
Как-то вечером стоял Колька у дверей палатки и билеты у публики спрашивал. Какой-то парень быстро прошел и вместо билета сунул какую-то бумажку.
Хотел его Колька остановить.
— Постойте, постойте, — закричал.
Но парень быстро в толпу замешался и след простыл.
«Вот жулье», подумал Колька и бумажку рассматривает, а на ней карандашом что-то накаракулено.
— Письмо, — догадался Колька, на месте не мог устоять, бросил контроль, публика полезла валом, а Колька побежал в каморку и шепнул Дине: — Письмо.
Та охнула, так в одном чулке и побежала к лампе, стали кривые буквы разбирать: «Посылки ваши получаем… спасибо… а бежать можно, только напиши, не боишься ли меня принять, ведь повесить могут, и узнай тогда дорогу хорошенько на гнилое место. Ответ пиши осторожно».
