— Вот и наклеил тебе с питомцем, — засмеялся кто-то из красноармейцев.
Дядя Вас рассердился, заругался, плюнул, выскочил из теплушки и побежал куда-то в хвост эшелона.
Колька сидел ни жив, ни мертв, пошевелиться боялся.
— Вот тебе и съездил на войну. Привезут домой, все ребятишки засмеют. Нет, нет, все равно убегу. А может, дядя Вас выручит.
Так думал Колька и даже кулаки сжимал — все равно домой не поедет и адреса не скажет, пусть хоть до смерти пытают.
Не скоро вернулся дядя Вас, и когда влезал, улыбался так широко, будто слон.
Все его обступили, только Колька не спросить, а даже посмотреть боялся.
— Ну, как, дядя Вас, к комиссару ходил? Какая резолюция? — тормошили солдаты.
Дядя Вас улыбаться перестал, рукой махнул.
— Что лезете, дурьи головы. Разве я допущу. Останется.
А на Кольку и не поглядел.
На другой день приволок Кольке старую шинель, бескозырку и сапоги. Стал Колька форменным красноармейцем третьей роты имени Карла Маркса полка.
Стал себя Колька чувствовать совсем свободно, больше прятаться и бояться нечего, хотя дядя Вас и учил, чтобы тише воды, ниже травы вел себя.
Дядя Вас строгий, но с ним зато спокойно, а с красноармейцами будто с ребятами подружил Колька, и когда долго эшелон стоял, выходили в поле, бегали, в чехарду играли, а один раз и в городки и все одинаково дядю Васа боялись, да еще ротного того, усатого, побаивались.
А ротный ходит, будто Кольку не замечает.
— Ему обидно — комиссар нос наклеил, — объясняли солдаты.
Но как-то и ротный остановил Кольку, стал спрашивать. Колька вытянулся, руки по швам, в глазах от страха рябит, а ротный смотрел, смотрел и улыбнулся.
— Ну что с тобой, дурень, делать? У меня тоже сын есть, Мишей зовут.
С тех пор и ротного перестал Колька бояться, да он. и ничего себе, только усы страшные и голос громкий.
Так привык Колька ехать в теплушке, бегать с котелком к кухне за кашей и щами, спать рядом с дядей Васом на верхних нарах, а вечером сказки слушать, так привык, — хоть всю жизнь так, и даже как-то забыл, куда едет и зачем.
Но вот начались в теплушке разговоры, что скоро к фронту приедут, что сильно поляки лезут, придется боев не мало выдержать. Многие уже не раз и прежде на войне еще с немцами бывали, те рассказывали и про пулеметы, и про чемоданы, и про атаки.
А теперь не по приказу царскому, а за свое счастье, за свою свободу едут сражаться. Должны, должны победить.
Все как-то присмирели, притихли, задумались каждый о своем.
Задумался и Колька о матери, о Кате, о ребятишках, будто еще раз с ними прощался, а потом об отце вспомнил, и радостно так сердце забилось.
