Интерьеры | страница 15
Пауза.
Тенина. Павлуша, милый! Сфотографируй Павла Анисимовича!
Пауза.
Павлуша(Делая вид, что не расслышал слов Ольги Витальевны). Когда я снимаю интерьер…
Тенина. Сфотографируй Павла Анисимовича!
Пауза.
Павлуша. Зачем вам это?
Тенина. Мне надобно! (Пауза). Надобно и все! (Пауза. Краснея от того, что пытается солгать). Просто, мне хочется иметь его фотографию. И все.
Павлуша. И все?
Тенина. И все.
Павлуша. И мне не надобно делать его другим? (Пауза). Что же вы молчите?
Пауза.
Тенина. Нет. Он и так хорош. Он — лучше всех.
Павлуша. А если у нас выйдет интерьер?
Пауза.
Тенина. А он после этого не пострадает?
Павлуша. Да как же он может пострадать, когда, как выяснится, его просто нет.
Пауза.
Тенина. А разве такое может быть?
Павлуша. Но это же фотография. Когда бы я был художником, и мог бы изображать все, что придет мне в голову, любые вольности, это был бы другой разговор. Но когда речь идет о фотографической пластинке, практически, документе, всякая самодеятельность, Ольга Витальевна, исключается. А потому, когда Павел Анисимович существует, как мы ощущаем его в звуках, производимых с верхнего этажа, если это, конечно, не медведь, и не экзотическое животное, он не замедлит проступить сквозь глянец бумаги. Но уж, коль скоро его нет, — не обессудьте.
Пауза.
Тенина. Да как же это может быть? Разве такое бывает? Я его знаю… мы с ним знакомы уже… Мы с ним прожили…
Павлуша. Ничего особенного. Михаила Васильевича Ломоносова вы тоже знаете с детских лет. Да что уж о Ломоносове говорить. Вы знаете, что я, племянник ваш, погиб в раннем детстве, а я вот он, перед вами, с фотографическим аппаратом, ем бабушкино малиновое варенье в ласковой комнате. А ведь я, как вы изволили выразиться, погиб в раннем детстве, что, кстати, не далеко от истины…