— Не, — покачал тот головой. — Но все равно спасибо.
Шейн закурил сигарету. Человек вынул изо рта изжеванную зубочистку и с мрачным видом стал ее внимательно изучать, затем сунул ее обратным концом в рот и проговорил:
— Ну так что?
Шейн выпустил облачко дыма и нагнулся за стаканом.
— Присел бы, раз уж собрался торчать здесь.
— Чего мне торчать, ты пойдешь со мной.
— Куда?
— К боссу, — спокойно объяснил человек.
— Кто этот босс и почему он не пришел сам, если хочет повидать меня?
— К Манни все приходят, — ответил пришедший с некоторым удивлением.
Шейн с коротким смешком допил коньяк и поднялся с кресла.
— Ну ладно. Раз так заведено, так заведено.
Он шагнул к кровати, поковырялся в чемодане, извлек оттуда револьвер 38-го калибра и сунул его в карман пальто. Затем направился к двери.
— Эй! Ты зачем эту штуку берешь?
— Пальто лучше сидит, когда в одном кармане что-то тяжелое, — бросил Шейн.
— Не думаю, чтоб Манни это понравилось, — мрачно заметил человек. — Это как-то не по-человечески.
— Ничего, переживет, — успокоил его Шейн.
Они вместе направились к лифту. Выйди из отеля, они молча прошли три квартала и остановились у входа в маленький отель. Человек кивнул, и они вошли внутрь в небольшой вестибюль, а оттуда в лифт, который поднял их на третий этаж. Человек в панаме прошел по коридору и остановился перед закрытой дверью. Он дважды постучал. Дверь мгновенно отворилась, и на пороге возник толстяк в рубашке. У него были ямочки на щеках, расселинка на подбородке и мелкие белые зубы.
— А я уж думал, куда ты запропастился, Кларенс, — сказал он, глядя мимо Кларенса на Шейна. Щеки у него к тому же были розовые, пухлые и гладкие, а глазки радостно блеснули при виде сыщика.
— Я привел его, босс, — сообщил Кларенс. — Но у него пушка в кармане, босс.
— Опасная привычка, — сказал Манни Холден Шейну и протянул свою пухлую влажную руку. — Спасибо, что пришли, мистер Шейн.
Шейн взял его руку и тут же отпустил. Он прошел мимо толстяка в неприбранную гостиную огромного многокомнатного номера. На полу валялись газеты, на большом столе посредине комнаты стояли высокие стаканы, ведерко со льдом, бутылка виски и сифон.
— Привет, Кокрейн, — бросил Шейн коротышке, поспешно поднявшемуся с глубокого кресла в противоположном конце гостиной.
Десять лет не сделали Нила Кокрейна краше. Голова его все так же была великовата для его тела, а копна путаных волос делала ее и вовсе огромной. Он все так же приподнимал свои худые плечи и вытягивал свою несоразмерную голову вперед, что придавало ему хищный вид. У него были те же блестящие, зоркие и умные глаза.
