Нас повели в столовую. Каждому дали поднос с ячейками, где лежала еда. В каждой ячейке какое-то блюдо: овощи, салат, мясо, специи. Я обратил внимание, что у всех находившихся в столовой еда была одинаковой — ни лучше, ни хуже, ни больше и ни меньше. Члены общины обедали в двух деревянных павильонах. В одном — молодежь, в другом — престарелые. Доктор Шахт, молодой, симпатичный, несколько застенчивый человек, пояснил причину такого разделения: "Понимаете, старики едят не всегда аккуратно и опрятно, а некоторые из них соблюдают определенную диету, поэтому питаются отдельно, не хотят смущать более молодых".
"Но все едят вдоволь, и молодые, и старые, и в добавках никому нет отказа, — пояснил Джонс. — Правда, ребята?" — добродушно подмигнув, обратился он к группе подростков, только что закончивших трапезу. Ответа мы не расслышали, так как каждый ответил по-своему, но по счастливым лицам ребят было видно, что Джонс говорил правду, а лучистые с лукавинкой глаза мальчишек и девчонок лучше всякого индикатора свидетельствовали о духе безмятежного счастья и радости, который царил здесь. Я как врач могу со всей определенностью сказать: такие жизнерадостные лица бывают только у благополучных детей, над которыми не довлеет чувство страха. У входа в столовую нас окружила новая группа людей, и каждый из них и все сразу решили объясниться с нами по-русски. Они даже воспроизвели какой-то диалог, утверждая, что он из Чехова. Восторгу ребят не было предела, когда Джим Джонс начал представлять наиболее "выдающихся" из них. "Этот вот, — кивнул он на кудрявого в веснушках паренька, — наша восходящая эстрадная "звезда". Он прекрасно поет, и вечером вы сможете послушать его пение. А этот превосходно играет на банджо! Как будто играет на этом инструменте с рождения, — и потрепал по голове чернокожего шалуна, глаза которого сияли от восторга. — А эта девочка красиво вышивает, я покажу вам ее работы", — пообещал Джонс.
Было нестерпимо жарко, в воздухе ощущались капельки подогретой солнцем влаги. Джонс устал. Утомились и мы. Он извинился перед нами и честно сказал, что хотел бы отдохнуть. Мы, естественно, не возражали и договорились увидеться с ним на следующий день, провести медицинский осмотр и консультации. "Обязательно сходите на наш концерт, — сказал нам на прощанье Джим Джонс. — Спокойной ночи!".
Назавтра доктор Шахт привел меня к Джиму Джонсу, и мы вместе прошли в домик, где находилась амбулатория. Доктор Шахт, извинившись, тут же ушел в соседнюю комнату, где ожидали приема больные. Джонс объяснил мне, что в коммуне имеются только один дипломированный врач — Шахт — и несколько профессиональных медицинских сестер. "Остальных мы учим сами, — сообщил он. — Меня доктор Шахт уже несколько раз осматривал, — продолжал Джонс, — теперь очередь за Вами. Один ум, как говорится, хорошо, а два — лучше!" — так перевел его слова Ф. М. Тимофеев.
