– Я ужасно хочу есть, – шепчет Рая мне на ухо. – А ты?
– Я тоже. Сейчас посмотрю, тут в бидоне должны быть сырники.
Я на ощупь нахожу три сырника, и мы съедаем их, разделив поровну.
– Хочешь черешни? – спрашивает Рая.
– Хочу.
– Пойдем.
По торцам плит мы идем, крепко держась за руки: в темноте Рая по ним ходить не умеет. На ее мостках я останавливаюсь, но она тянет меня дальше. Мы идем по узкой тропинке между деревьями и грядками, останавливаемся под навесом летней кухни, и Рая оставляет меня одного. Я нащупываю скамейку, сажусь и жду. Скрипнула дверь, слабая полоска света вырвалась откуда-то, осветив краешек веранды. И все стихло. И долго-долго держалась эта тишина, пока ее не нарушил новый скрип и легкие шаги.
Вот и Рая.
– Пойдем к тебе, – шепчет она.
В моем сарае есть электрическая лампочка, но я не зажигаю ее, а включаю фонарик-жужжалку, подаренную мне немецким спецом Карлом Федоровичем. Мы устраиваемся на моей постели, едим помидоры с хлебом и козьим сыром, потом черешню. Я ем, а сердце у меня колотится так, что готово выскочить из груди, и я ничего с этим не могу поделать. Странно, но днем оно, сколько мне помнится, колотилось не так сильно.
Едва мы осилили черешню, как Рая дотронулась рукой до моего колена и задержала руку на нем, так что я проглотил последнюю ягоду вместе с косточкой.
– Посвети, – велела она.
Я посветил.
Рая убрала остатки нашего ужина в сторону и закрыла рукой фонарик. Я перестал жужжать, и наступила тишина, такая звонкая, что, казалось, этим звоном было переполнено все мое тело. Я слышал, как шуршала в темноте Рая, устраиваясь, как взметнулось одеяло, пахнув на меня запахом сена.
– Ну что же ты? – прозвучал ее нетерпеливый шепот.
Нащупав конец одеяла, я приподнял его и лег рядом, тут же попытавшись обнять Раю. Но она отвела мою руку, прошептав:
– Не надо. Подожди.
И я стал ждать. И хотя это ожидание продолжалось ужасно долго, мне оно не было в тягость: во мне и без того все пело, ликовало, и ничего не требовалось: ни поцелуев, ни объятий.
Но через некоторое время Рая повернулась ко мне и снова, как и днем, положила мне на плечо свою голову, обняла меня одной рукой и закинула на меня согнутую в колене ногу. Я тоже обнял ее, провел рукой от плеча до бедра – на Рае ничего не было. Ничегошеньки. Я сперва даже не поверил, снова провел рукой – ни лифчика, ни трусиков.
Она тихо засмеялась, а потом заговорила:
– Нет-нет, ты не думай… Это я просто так… как в море… и ты тоже… только меня трогать нельзя…
