- Вот, вот. Как раз с этой точки зрения и следовало экономить.
Меня уже "несла нелегкая": - Экономить следовало на... Хотя бы не брать напрокат ходячий кибернетический шкаф. Интересно, как вам удалось его выторговать и во что это обошлось институту?
- Хоть я не обязан отчитываться перед вами, но могу сказать - это не стоило нам ни копейки. Кибернетический двойник проходил у нас испытания по договоренности с институтом кибернетики.
Даже тон голоса у негр изменился. Появилось что-то дребезжащее, будто лопнула какая-то деталька, и в то же время голос стал мягче. Но я не забывал обо всем, что было между нами:
- А зачем вообще он вам понадобился?
- Нам? Это еще Виктор Сергеевич договаривался с академией и кибернетиками.
Я поверил. Сразу. Конечно, задумка Слепцова. Вспомнился разговор с ним о сигоме...
- Эх, непримиримый Петр Петрович, - повторил он и заглянул мне в глаза. Что мы вообще знаем друг о друге? Разные у нас мерки и к делам, и к людям. Вот для вас главное: талантливый - не талантливый. Так ведь неталантливых большинство. Выходит, если их природа обделила, так и люди должны обделять? Что же, по-вашему, им делать в жизни?
- Искать свое место. Как в учебнике диамата написано - по способностям. Во всяком случае, не лезть в науку. - Хотелось добавить: "И тем более в руководящее кресло", но наткнулся на его взгляд и осекся. Это был взгляд бродячей собаки, ожидающей удара. Что это с ним? Неужели так подействовал уход жены? Значит, и этот "перевернутолицый" кого-то любил, был кем-то обижен и надломлен... Странно прозвучали его слова: "Что мы вообще знаем друг о друге"...
Я заметил, что у него оторвана верхняя пуговица на сорочке, рукав моднейшего пиджака из особой серебристой ткани испачкан мелом. Никогда прежде я не видел малейшей небрежности в его одежде, он всегда был надраен и отглажен, как манекен в витрине Дома моделей.
Нас толкали входящие и выходящие покупатели, кто-то сбоку проворчал насчет "наилучшего места для беседы", и я обрадовался его ворчанию, как подсказке.
- Извините, Владимир Лукьянович, что задержал вас. Завтра зайду в приемную за бумагой.
- До свидания, Петр Петрович...
Выйдя из гастронома, я увидел в толпе его спину. Ошибиться я не мог наимоднейшая серебристая ткань пиджака и авоська, набитая продуктами. Он шел скособочившись и волоча ноги, будто ему повредили позвоночник.
Проклятая интеллигентская мягкотелость таки шевельнулась во мне. "Может быть, в другое время и поговорим по-другому, - подумал я. - Что-то забудется, что-то прояснится..."
