Генрих опустил голову и замолчал. Молчал и Рустам. Ему хотелось тоже открыться новому другу — сказать, что судьбы их народов во многом схожи. Но он не решился прервать горькие мысли Генриха.
— Пора!.. — прошептал Генрих. — Надо возвращаться в коллегию. Дон Гарсиа, наставник инфанта, будет недоволен нашей долгой отлучкой.
Оба поднялись и вернулись в башню. Еще у порога они услышали пение Гюлизар. Мустафа сосредоточенно связывал у окна букеты для церкви Сан-Ильдефонсо. А Гюлизар, перебирая струны рабеля[20], пела. Инфант слушал ее. снисходительно улыбаясь.
Если б тысячу жизней имела,
Я бы все отдала за любовь!
Но одною, одной лишь владею,
И тысячу раз отдам ее вновь…
Рустам нахмурился. Ему не понравилось выражение лица инфанта. Как смеет он смотреть так на их Гюлизар, на их соловья Гюлизар!
— Глупая песня, — сказал он резко и положил руку на струны рабеля.
Струны задрожали и оборвались жалобным аккордом. Девушка подняла на брата удивленный взгляд. Неужели Рустам не понимает, что сын короля страдает? У него отняли невесту, отняли любовь… Не иметь любви и здоровья, как у него, значит быть беднее нищего. Почему Рустам не хочет, чтобы она утешила инфанта нежными песнями? Песни — радость жизни. Они залечивают раны сердца. Рустам сам говорил это не раз, слушая ее пение.
А инфант торжествовал: ну можно ли теперь сомневаться, что эта девчонка влюблена в него по уши?
— Какая скука! — произнес лениво инфант и потянулся за шляпой, брошенной на стол. — Проводи меня, Изабелла. Я предпочитаю твое общество всем Оливаресам и Гарсиа, вместе взятым… Прощай, старик!
Мустафа почтительно поклонился. Гюлизар послушно повесила на стену рабель, накинула на плечи косынку и, захватив охапку цветов, вышла вместе с инфантом. Генрих и Рустам последовали за ними.
Карлос увлек Гюлизар далеко вперед — пусть «святоша» помучается ревностью. Чего стоят стройная фигура нидерландца, его серые глаза и густые темные кудри в сравнении с правом на корону Испании? И он начал:
— Когда я буду королем, моя Изабелла, я сделаю тебя придворной дамой, и ты затмишь красотой всех!
— Вы слишком добры, ваше высочество, — смутилась девушка. — Я ведь не сумею там сказать ни слова.
— Тебе не надо будет говорить, — смеялся инфант. — Ты станешь только петь.
Шагая рядом с Генрихом, Рустам не выдержал и рассказал наконец другу про тайну своей семьи. Генрих поклялся, что никому никогда не откроет ее.
Инфант и Гюлизар в это время подходили к мавританской беседке, выстроенной на вершине искусственного холма. Ослепительно сверкали белые мраморные колонны, соединенные воздушными подковообразными арками. Легким венком они окружали холм и словно взбегали на него в радостной игре света и тени. Широкие каменные ступени вели в грот. Из темнеющей глубины его доносился плеск фонтана.
