Эльф возвращается в пещеру, снова засыпает. Через какое-то время Тиннар приносит по-прежнему крепко спящего Аллеура и укладывает возле костра, хорошо укрывает от холода, чтобы не проснулся. И выходит наружу. Почти сразу, беззвучно, за ним следует Светлый Эльф.
Оборотень стоит недалеко от входа в пещеру, опираясь о камень, и бьет и бьет кулаком по камню, не обращая внимания на боль и струящуюся по руке кровь. Он смотрит на почти догоревшую сферу, и в глазах-не счастье обладания и любви, а боль.
— Тиннар, что случилось, что не так? — эльф подошел неслышно, он знает эту манеру Тиннара при большой душевной боли причинять себе боль физическую. — Вы же были вместе? Мальчик-счастлив. А с тобой-то что?
— Ничего… — голос метаморфа больше похож на рычание.
— Тиннар, ответь мне, я так велю! — голос эльфа напряжен и полон злой растерянности — он не понимает, в чем дело.
И,с ужасом:
— Тиннар, или? Ты не любишь?
— Нет, — обреченность и боль.
— Но тогда зачем ты принял его любовь? Тиннар, мальчик — не игрушка, он живой, он чувствует ложь!
— Я не посмел отказать ему. Я подумал, что он хочет этого, и не посмел. Возможно, это был способ платы за все. С моей стороны, и с его стороны. Я не знаю. А потом уже не смог остановиться.
— Тиннар, Тиннар, ты слишком долго жил среди людей. Темные никогда не платят и не берут плату с тех, с кем воюют. Они слишком горды для этого. Но, Тиннар, они — порченые эльфы, покалеченные своими подземными чертогами, жадностью, жестокостью, но они — эльфы, и их обычаи схожи с нашими. Они выбирают и вручают свое тело и душу только один раз за всю жизнь. Только один. Это всегда было так. Тиннар, что же ты с ним сделал-то? Если не любишь — ты ведь принял его, все равно принял. И то, что это была ошибка или плата — ты можешь говорить все, что угодно, но он просто не поймет! И не приведи боги, сказать ему, что ты не любишь — он не сможет с этим жить. Зачем так жестоко, Тиннар?
— Я не знал…
Эриндел только укоризненно качает головой — не знал он. Ладно, может, как-то все образуется. Хотя… Худо все, так худо, что хуже быть не может.
У входа в пещеру — шевеление, оба одновременно поворачиваются туда — Аллеур, сонный, с закрытыми глазами, босиком, в накинутом на плечи одеяле пробирается по своим делишкам. Оба вздыхают почти одновременно — наша напасть проснулась. А он уже возвращается, изо всех сил таращит закрывающиеся от усталости глаза, подходит ближе. И видит напряженное и беспомощное лицо Светлого эльфа, полное сдерживаемого отчаяния лицо Тиннара. И делает вывод.
