Разглядываю себя в зеркале. Дела лучше, чем ожидал. Несколько капель крови возле рассеченной раны, синяка нет — очень холодно было, кровь, видимо, сразу свернулась. Если промыть перекисью и заклеить пластырем, то совсем незаметно. Так, а теперь посмотрим Элькины коленки.
Элюн выворачивается из моих рук, относит зеркало тетке, а она сует ему в руку конфету. Ну да, когда синие глазки смотрят так умильно, то хочется чем-то побаловать детку. Вот поросеныш!
Так, теперь Элькину ногу закидываю себе на колено и посмотрим боевые ранения мурлыки. Кровь немного прикипела к бинту, приходится ее отмачивать. Оно конечно, это бы в медпункте делать, но кто нас там ждал-то? Кругом чужие люди, которым до нас нет никакого дела, вот объявят посадку, и они все уйдут из зала ожидания и нашей жизни. Ладно, что со второй-то? Там получше — ссадина, я со страху думал, что дело хуже. До свадьбы заживет!
— Чьей свадьбы? — Элюн как-то странно смотрит на меня.
— Твоей, конечно, а як же ж!
Что-то неудачная шутка вышла — Элька сжимается в комок и с обидой смотрит на меня. Блин, не понял — это что же такое, он думает, что я ему буду предложение делать? И жениться на нем, что ли? Полный бред!
— Ну-ка, давай, поешь пирожка и попей сока — еще много времени до поезда.
— Не хочу…
Элька сердито поджимает губы. Ну, вот если он считает, что я все брошу и побегу извиняться, то зря — я тоже гордый… М-дя. Ладно, отворачиваюсь от него и вытаскиваю какой-то детективчик — брал в дорогу, но не до него было. Элюн обиженно молчит. А на сердитых воду возят, между прочим!
Мы так молчим почти два часа, потом Элька начинает куда-то собираться. На мой вопросительный взгляд поясняет:
— Туалет здесь на перроне, на улице…
Обалдеть! Вокзал двадцать первого века и туалет типа «сортир». Эль пожимает плечами. Хрустальное великолепие вокзала не предполагает низких людских нужд. Чисто сельский практический подход.
Ну, там на улице патруль ходит, все освещено. Если я еще мальчонку поведу по малой нужде — ну это уже полный маразм выйдет. Поэтому Элюн вылетает из вокзала, а я слежу за ним сверху — стена-то прозрачная, весь перрон как на ладони. Малой возвращается благополучно. Я сую ему шарик с перекисью — отмыть руки, спрашиваю:
— Есть хочешь?
Элюн кивает. Наша жизнь потихоньку налаживается.
Мы жевали с ним все оставшееся до поезда время, а потом еще почти час, когда сели в вагон. На проходящий нам достались только плацкартные, причем верхние — но в одном купе. И мы славно жевали шоколадку и делились печеньками, пока Элюн не сомлел, наконец…
