К счастью, не получив ответа на свой вопрос, Элина Андреевна тут же переключилась на новую тему.
– В вашем возрасте я играла Нефертити, – сказала она. – Да-да, не удивляйтесь! Я была преэффектная дама, хотя теперь в это, конечно, нелегко поверить.
– Почему же… – начала было Маша.
Но Крастилевскому, видно, стало совсем уж невмоготу.
– Все, мама, мы пойдем, – сказал он. – У нас миллион дел.
– Но ты еще зайдешь сегодня?
– Не знаю. Позвоню.
Старушка проводила их до двери. Двигалась она проворно, дробно семенила маленькими ножками. Если бы не пронзительный голос, общение с ней совсем не представляло бы труда.
– Вы произвели на меня самое приятное впечатление, Маша, – сказала она в прихожей. – Я тоже хотела бы завести абиссинскую кошку, Женя.
– Мы потом это обсудим.
Дверь за ними закрылась. Маша была уверена, что старушка смотрит в глазок им вслед.
– Ну извини, – сказал Крастилевский. – Не надо было тебя сюда тащить. Но если бы я не зашел, она бы начала мне названивать и… И помешала бы нам, – проговорил он, глядя Маше в глаза.
От этого долгого взгляда у нее закружилась голова. Натурально закружилась, физически. Может, от бароло, конечно, оно было крепкое, сладкое и до сих пор пьянило.
– Готова ужинать? – бодро спросил Крастилевский, поспешно отводя взгляд.
Маша кивнула. Ужинать ей не хотелось совсем, да и ничего не хотелось. То есть хотелось – чтобы он ее поцеловал. Да что там поцеловал! Если бы он усадил ее на подоконник прямо здесь, в подъезде, она не смогла бы сопротивляться, а вернее, не захотела бы. Но при этом в ее влечении к нему было что-то совсем другое и более сильное, чем физическое желание. Нить, соединявшая их взгляды, сделалась крепче каната.
– Идешь со мной? – спросил он.
– Да, – ответила она.
У Крастилевского оказалась легкая рука. То есть лицо, конечно. После того как его лицо появилось на пачках сибирского сбора и везде, где этот сбор рекламировался, Машина работа с селебрити пошла как по маслу. Он не был так известен, как какой-нибудь телеведущий, но любой телеведущий вызывал у одних желание ему подражать, а у других отвращение, особенно теперь, когда телевизионные ток-шоу напоминали сумасшедший дом. А Крастилевский ни у кого отвращения не вызывал.
– А, так вас Женя рекламирует? – говорили довольно известные актеры, к которым Маша обращалась в следующие две недели. – Ну тогда и я согласен.
Начальник был доволен – узнаваемые лица на чайных пачках льстили его тщеславию и поднимали продажи, – а Маша вообще летала как на крыльях. Правда, это лишь в малой мере было связано с ее профессиональным успехом.
