Она хотела ответить, но непонятно было, что отвечать. И даже кому отвечать, тоже стало непонятно буквально через мгновение: бесцветные глаза скользнули в сторону и исчезли.
– Подумай, шлюшка, с кем связалась, – было последнее, что она услышала.
Это подействовало как плевок в лицо или пощечина. Ни того ни другого ей никогда получать не приходилось, и она растерялась так, что не могла произнести ни слова, а только моргала бессмысленно и хватала воздух ртом.
Неизвестно, что Вера сделала бы дальше – прокричала бы что-нибудь громкое и бессвязное, потащила бы Свена вперед, к самому постаменту памятника, попыталась бы увести его отсюда, убежала бы одна или, может, заплакала бы, – но тут в толпе возникло движение, беспорядочное, однако подчиняющееся какой-то внешней силе. Потом стало видно, как несколько милиционеров ввинчиваются в самую гущу людей слева, со стороны зала Чайковского, и сзади, с улицы Горького, разделяя толпу на части. И сразу все вокруг переменилось: люди, только что слушавшие стихи, вдруг заметались, бросились врассыпную, а долговязый парень, который стихи читал, отпрянул от памятника так резко, что можно было бы подумать, он испугался, если бы не два милиционера рядом с ним – один тащил его вперед, а другой подталкивал в спину.
В беспорядочном общем движении между Верой и Свеном оказались два или три человека, и она испугалась. Хоть толпа была невелика, ей показалось, что сейчас они потеряют друг друга и – уж совсем бестолковое предположение – потеряют навсегда.
Но прежде чем эта паническая мысль охватила Веру, Свен обернулся, шагнул к ней расталкивая людей, их разделивших, и схватил ее за руку с такой силой, что она еле сдержала вскрик.
Все бежали от памятника, но Свен, наоборот, потянул Веру к постаменту, а оттуда сразу же резко вправо. Она увидела огромные башмаки Маяковского у себя над головой, споткнулась о бордюр клумбы и упала бы, но Свен держал ее за руку так крепко и тащил за собой так быстро, что упасть она не успела.
Ей показалось, минуты не прошло, как они уже выбежали на Первую Брестскую. Никакой толпы здесь не было, а было только обычное для летней Москвы уличное движение, отчасти по-вечернему торопливое, отчасти по-летнему расслабленное.
– Здесь есть проходные дворы? – на ходу спросил Свен.
Он уже не бежал, но шел очень быстро.
– Не знаю, – прерывисто дыша, ответила Вера.
Побег с площади Маяковского занял не много времени, но она успела и успокоиться, и даже рассердиться. Да что это такое, в самом деле?! Человек просто читал стихи, как всегда читали их у памятника Маяковскому, и в Политехническом, и в Лужниках, все просто слушали, даже на клумбы никто не наступал! И вдруг – милиция, толкают, тащат… Вдобавок Вера вспомнила, что сказал ей человек с бесцветными глазами, и кровь ударила ей в голову.
