— Как вы себя чувствуете, Мария Дмитриевна?
— Всё в порядке, Константин. Жить буду.
Её почти укачало. К концу поездки голова при малейшей попытке встать звенела и плыла, нутро отзывалось всплеском тошноты. Константин вышел и открыл перед ней дверцу, но Мария простонала:
— Кость, прости, но мне не встать.
— Вам плохо?
— Есть чуть-чуть. Не смогу подняться в номер.
— Понял. Минутку. Я должен доложить Владиславе Сергеевне.
Дверца мягко захлопнулась, Константин снаружи достал телефон, но разговора Мария не слышала. Веки опять сомкнулись, снежный буран гудел в висках...
Дверца распахнулась, в салон повеяло холодным воздухом и... знакомым парфюмом, который когда-то так сладко чаровал Марию. Его аромат и сейчас нежно пощекотал её спотыкающееся, то и дело пронзаемое иголочкой боли сердце. Пара секунд молчания, и к аромату добавился голос:
— Маш... Не пугай меня. Что случилось? Больно? Сердце?
Мария вслушивалась в этот голос с тёплыми слезами, не достигавшими глаз, но омывавшими грудь изнутри. Как будто и не было разлуки, и всё как вчера... И словно не снег за окном, а летний дождь, а у причала покачивалась на волнах яхта. Одна тёплая рука накрыла её похолодевшую кисть, пальцы другой чуть тронули щёку.
— Маш, ты меня слышишь? Хоть слово скажи. Посмотри на меня...
Глубоко не вздохнёшь: сразу иголочка боли в сердце. И открыть глаза страшно: а вдруг оно вообще не выдержит и разорвётся? Но Мария разомкнула веки. Бесенят не было, морская лазурь блестела ледком тревоги. Не стало льняных кудрей, в которые она так любила зарываться пальцами, их сменила короткая стрижка: виски и затылок — ёжиком, сверху более длинные пряди, слегка встрёпанные и приподнятые, лежали жёстко и остро, без былых округлых и мягких линий. Владислава была в наспех накинутом тёмном пальто и светлых брюках.
— Машенька, может, тебе в больницу надо, а?..
— Не хочу, — прошелестело, сорвалось с губ Марии. — Забери меня... Унеси с собой.
— Маш, ты уверена, что не надо в больницу?
— Сейчас отпустит... Просто забери.
— У тебя хоть лекарство есть?
— Есть. Это ты.
Губы и брови Владиславы дрогнули, потом первые сжались, а вторые сдвинулись.
— Машутка моя... Так, Костя, бери её на руки и идём в номер. Осторожно, не ударь её! Голова... Машуль, всё хорошо. Я с тобой.
Через пять минут в номере «люкс» Марию, освобождённую от шубы и обуви, переодели в халат и уложили на роскошную кровать с мягким изголовьем, укрыли одеялом. Сбросив пальто и оставшись в белой блузке с шерстяной жилеткой в ромбик, Владислава присела рядом.
