Окрепнув, Мария возобновила работу — по настоянию мужа, в более щадящем графике. Но всё равно каждый её день оставался насыщенным, и домой она возвращалась зачастую не раньше десяти вечера. Концерт в Милане всё-таки состоялся, а после него у Марии были запланированы маленькие каникулы в Италии. Права была мама: за границу Мария летала только по работе, а не в качестве туристки. Даже достопримечательности некогда было посмотреть как следует.
Надев тёмные очки и платок, она гуляла по улицам и фотографировала. Обедала в ресторанах, наслаждаясь итальянской кухней, в Венеции прокатилась на гондоле, всерьёз опасаясь, как бы судно не затонуло под её весом. Давно она так не объедалась, это был какой-то непрерывный праздник живота. Муж не смог с ней поехать — работал, но Мария и одна прекрасно провела время. Слегка выбивало из равновесия только то, что её узнавали на улицах и в ресторанах. Здесь было полно и своих оперных знаменитостей, но, как оказалось, Марию тоже многие знали. Если автографы раздавать было не слишком обременительно, то вот просьбы спеть её приводили в растерянность. И вроде отказать людям неловко, и народная любовь лестна и приятна сердцу, но и исполнять арии посреди ресторана — как-то странно. Она пришла сюда поесть и отдохнуть — это Мария и пыталась объяснить. Чаще всего к этому относились с пониманием, но пару раз ей не удалось отвертеться — всё-таки пришлось петь. Оба раза набежала целая толпа народу, получились мини-концерты, с которых публика долго не отпускала её. Конечно, обед в обоих случаях обошёлся ей за счёт заведения.
Это был хороший отпуск, но изобилие свободного времени всегда приводило к одним и тем же последствиям — мыслям о Владе. Её призрак всё время шагал рядом, с ним Мария делила все прогулки и впечатления; когда она засыпала в своём номере, он сидел около неё, провожая её ко сну.
6. Снова Чикаго. Удавка
Она давала рождественский концерт в Чикаго. С этим городом было связано нежно истязающее её сердце воспоминание о том выступлении: зал тогда плакал и рукоплескал стоя, а потом... Мария закрыла глаза: призрак Влады снова был рядом.
В этот раз её голос звучал по-особенному проникновенно, но иначе, чем тогда. Сейчас в нём звенел уже не страстный призыв, а безысходная боль и одиночество. Она уже не умоляла взять её на руки и унести с собой: звать стало некого, и её голос лишь оплакивал прошлое и благодарил за недолгое, невозвратно ушедшее счастье. Он не жаловался — был слишком горд, чтобы принимать жалость.
