В качестве вещественных доказательств приобщили к делу полуобгоревшие комочки бумаг, найденные недалеко от крыльца; предположили: преступник использовал их в качестве пыжа для зарядов. Это были обрывки из школьной тетради и из старых бухгалтерских отчетов. Здесь же оказался и обрывок входного билета, то ли в кино, то ли в театр.
Все молча, угрюмо рассматривали найденные пыжи-бумажки, каждый думая о чем-то своем. Лишь весельчак следователь Нуркаев оптимистично бросил:
— А что?! Вот и визитки преступника. Правда, зашифрованные, но по ним же можно работать. А?
Начальник райотдела милиции Минаев угрюмо бросил:
— Работать можно по любой зацепке, даже по надуманной. Но не любая зацепка является той единственной дверью, через которую попадешь прямо в опочивальню преступника или хотя бы к людям, которые назовут его имя. А если это прожженный негодяй, который специально подобрал все эти бумажки в каком-нибудь мусорном ящике в чужом дворе да решил их использовать для стрельбы, чтобы пустить следствие по ложному пути. Тогда как?
— Ну, Георгий Давыдович, — упавшим голосом проронил Нуркаев, — вы уж сразу самый неприятный вариант подбросили, как увесистый кусок льда за шиворот.
— Я бы очень хотел ошибиться в своем предположении. — Немного помолчав, капитан Минаев добавил: — Надо срочно выяснить личность потерпевшей.
Тяжелораненая Аушева Зейнаб во время войны была в партизанском отряде. Имела правительственные награды. После войны и до настоящего времени работала на швейной фабрике мастером.
Все эти автобиографические сведения о лицах, с которыми она так или иначе сталкивалась, были вскоре выяснены следствием.
«Может, Аушеву кто-то решил убрать как опасного свидетеля? — размышлял следователь Нуркаев. — Скажем, в связи с ее деятельностью в партизанском отряде. Такие случаи не новы в следственной практике». На совещании у прокурора района эта версия в числе других была оставлена для проработки.
Лейтенант Данишев поселился на последнем, пятом этаже дома, некогда построенного богатым царским вельможей. Последним хозяином перед революцией оказался один из местных крупных воротил. После революции дом пополнил жилищный фонд города.
Комната, как и ожидал Назип, не произвела на него впечатления. Единственное достоинство ее, как решил новый хозяин, — это высокий потолок да два окна, выходившие в сторону запущенного сада, который подковой охватывал старый кирпичный забор. Комната требовала основательного ремонта.
