- Цыц, курица! - Вовка повысил голос.
- Давай сдадимся, - не унимался Санька. - Может, в живых останемся… Скажем, что нечаянно залезли в танк.
- Замолчи! - крикнул Вовка. - Давай быстрей пулеметную ленту!
Санька дрожащими руками взял пулеметную ленту. Побелевшие, бескровные губы его вздрагивали. Пальцы не слушались, дрожали противной мелкой дрожью, и лента с патронами никак не входила на свое место.
- Быстрее! - командовал Вовка, разворачивая танковую башню.
Немцы шли по просеке спокойно, уверенно. Впереди ехала какая-то большая машина, вроде грузовика, только без кабины. Машина чем-то напоминала лодку.
- Ну и придумают же! - сказал Санька. - Лодка на колесах!
Ребята никогда не видели бронетранспортера.
Вовка навел орудие на машину, схватил снаряд и стал заталкивать его в дуло.
- Огонь! Пли! - скомандовал сам себе Вовка и выстрелил.
Как будто гром раздался у них над головой. Танк, как живой, вздрогнул. Пушка откатилась назад, чуть не задев Вовку, и тут же встала на свое место. Санька, оглушенный пушечным выстрелом, с перепугу стукнулся лбом о металлический выступ.
В рядах эсэсовцев произошло замешательство. Никто из них не ожидал, что русский танк может заговорить, встретить их огнем.
Фон Штрикенхаузен бешено проклинал солдат, доложивших ему, что танк «совершенно пустой».
Второй снаряд угодил рядом с бронетранспортером и перевернул его набок.
- Святая Мария, помилуй и спаси, - зашептал обер-лейтенант.
Он недоумевал. Как так могло случиться? Четыре года он служит в рядах отборной дивизии СС, заработал две медали и железный крест. Правда, ему ни разу не пришлось лично участвовать в бою. Барон слыл специалистом на внутреннем фронте. У фашистской Германии было много врагов, особенно в оккупированных странах. Барон фон Штрикенхаузен устраивал облавы на бульварах Парижа, пытал чешских патриотов в застенках Праги, расстреливал польских граждан в Варшаве. Всюду перед ним были беззащитные противники. И вот он оказался один па один с вооруженным танком…
… В танке стало трудно дышать. Острый, кисловатый пороховой перегар заполнил танк, глаза слезились. От пушечных выстрелов словно ватой заложило уши. Ребята почти не слышали друг друга.
В узкую щель было видно, как немецкие солдаты, отстреливаясь, отходят назад. Санька осмелел. Ему даже стало весело. Пули, словно горсти речной гальки, дробно стучали по броне и отскакивали, как горох от стенки.
Санька поудобнее уселся на кожаном сиденье. Пусть стреляют, все равно броню не пробить. Ему не сиделось на месте, и он, налегая всей грудью, начал двигать рычагами управления. Нажал на одну из педалей, и танк неожиданно ожил. Сначала зачихал натужно раз-другой и вдруг весь задрожал.
