Священник каждого старался перекрестить, чмокнуть в лоб и в итоге выдавал эту просфору: «На, съешь». В общем, я только за компанию с остальными стоял и ради угощения. А так, лично сам со священником никогда не разговаривал. О боге не рассуждал. Хотя были у нас дети, которые умничали и говорили про бога. Задавали вопросы. Делали вид, что они такие умные. Но таких, кто бы регулярно исповедовался и с удовольствием со священником общался, таких у нас практически не было. Одну девочку только помню, ее звали, кажется, Оксаной, и вот она часто ходила на исповедь. А однажды рассказала нам, что ей приснился сон – как она видела бога, и он звал ее к себе. Даже показал свой дом на небесах. Тогда хореографичка очень радовалась, говорила нам: «Вот видите, Оксана все делает правильно, поэтому ей приснился такой сон. Она попадет в рай».
Не знаю. Наверное, что-то во всем этом и было. Оксану забрали в приемную семью, она быстро уехала домой. Кстати, ее священник и забрал со своей матушкой. Не тот, который приезжал к нам, а другой.
И еще вопрос о боге возникал у нас по вечерам, когда мы ложились спать, а уснуть долго не могли. Мы лежали, рассуждали о том, как там будет в раю. Мы мечтали, что в раю у всех у нас будет своя семья, дети. Дом обязательно, сад и, конечно, машина. Короче, все как в Америке. И мы все хотели в этот рай, конечно. Уж точно не в ад. Нам про ад рассказывали, там совсем плохо. Заправляет всем сатана и кругом одни грешники, которые варятся в котлах и им всегда жарко, душно. Все ходят в цепях и работают, работают, работают. А где мы, сироты, и где работа – это же две разные вещи! Поэтому я тоже мечтал про рай. Конечно, понимал, что я грешник – воровал, часто не слушался. Но всегда надеялся, что все-таки бог меня простит. Я же сирота. Хотя бы поэтому. Ну, или если за это не простит, то я, когда вырасту, обязательно исправлюсь. И вот тогда попаду к нему, бог посмотрит на меня строго, а я голову такой опущу перед ним и скажу:
– Господи, прости меня, грешника.
– Ну, что с тобой делать, – ответит он, – ты был маленький, не понимал. Надо простить Гошку.
И я тогда закиваю изо всех сил, скажу:
– Спасибо, Господи!
И, довольный, пойду в рай.
Или еще у меня вариант был в запасе. Даже если я вырасту и не смогу исправиться, все равно надежда на рай есть. Наша хореографичка рассказывала, что все грехи можно искупить спасением человека – например, если закроешь кого-то собой, бросишься под пулю. И я за это как раз сразу зацепился, подумал: «Ну вот это подходит, когда вырасту, так и сделаю!» Поэтому, хоть я в Бога и не верил, надежда на него все-таки была.
