– Бог прощает слабость. Но он не прощает… мерзость! – закричала она и начала поспешно одеваться.
Здесь, вероятно, нужно сделать небольшую паузу и объяснить, что Раннвейг была лютеранкой – как и я в то время, а также большинство населения Исландии. Но в Скандинавии оставалось много людей, продолжавших верить в старых богов; полагаю, такие есть и теперь. Ульфур, переселенец из Дании, был одним из тех, кто поклонялся старым богам. (К нам постоянно перебирались датчане, потому что Исландией в то время правила Дания, но Фредерик IV по большей части нас просто игнорировал, его гораздо больше занимала Северная война со Швецией.)
– Тут все зависит от того, о каком боге ты говоришь, – сказал Ульфур. – Асы ничего не имеют против дуализма.
– Вот видишь? – повернулась ко мне Раннвейг. – Он разглагольствует о языческой чепухе. Он проклят, а теперь будем прокляты и мы.
Ульфур запрокинул голову и искренне расхохотался.
– Вы благословлены, а не прокляты. Со временем вы это поймете. Побегайте со мной под луной и поохотьтесь, попробуйте вкус крови на языке…
– Ха!
Раннвейг закрыла уши руками и побежала прочь. Она не хотела слушать о горячей крови на языке. Я подхватил свою одежду и бросился за ней. Ульфур снова рассмеялся.
– Убегайте, если хотите! Но постарайтесь не оказаться рядом с людьми, когда наступит ночь, иначе вы попробуете горячую кровь человека! – крикнул он нам вслед.
Раннвейг, не останавливаясь, изо всех сил целых полмили мчалась к нашим лошадям; она бежала так быстро, что мне никак не удавалось сократить расстояние между нами, пока мы до них не добрались. Раннвейг задыхалась и плакала, когда мы увидели лошадей: уцелела только одна. От второй остались кровь, кости и куски плоти.
– О, господи! О, господи! – рыдала Раннвейг. – Он сожрал мою лошадь! Гуннар, он сожрал мою лошадь!
– Ну, если из-за этого он не съел нас, то я благодарен лошади, – сказал я.
Она повернулась ко мне и принялась колотить меня кулаками по груди. Ее удары были достаточно сильными, она выпустила наружу всю свою ярость, казалось, началось извержение вулкана.
– Как! Ты! Можешь! Быть! Благодарным! – кричала она, нанося удар после каждого слова. – С нами все кончено! Кончено, ты меня слышал? Мы исцеляемся, как демоны! Мы перестали быть людьми! Мы утратили шанс на спасение! Все кончено!
Продолжая отчаянно рыдать и цепляясь за меня, она села на землю, и я опустился рядом с ней на колени, но не знал, что сказать. Я не мог ей обещать, что все будет хорошо. Как она объяснит своим родным с фермы, от чего погибла лошадь; а если она действительно превратится ночью в волка, всем на ферме будет грозить смертельная опасность. Поэтому, чтобы не подвергать их жуткому риску – и дать себе отсрочку, чтобы сочинить историю для Раннвейг, если мы поймем, что можем вернуться, – мы с ней решили идти дальше по моему маршруту, в сторону Киркьюбайярклёйстюра. Это оказалось очень трудно, потому что оставшаяся лошадь не выносила наших прикосновений. Она испуганно ржала и вставала на дыбы всякий раз, когда кто-то из нас пытался к ней приблизиться, в результате нам пришлось ее отпустить, и она убежала в сторону фермы Хнаппавеллир.
