Пастушок оглядел его с ног до головы, улыбнулся:
— На, потруби! — и подал ему рог.
Мальчики смотрели с завистью.
Ергуш приставил рог к губам, с силой дунул. Получился сначала тоненький звук, потом все мощней и мощней. Громко трубил Ергуш, во всей деревне слыхать было. Люди отворяли овчарни, выгоняли овец со дворов. Ергуш вернул рог, поблагодарил и спросил:
— А тебя как зовут?
— Меня зовут Палё, — сказал пастушок. — Палё Сте́ранка. А дыху у тебя много, сильно трубишь. Пойдем сбегаем за ягодами.
И Палё Стеранка сорвался с места, побежал — только по́столы[7] замелькали — через мостик над каналом; Ергуш — за ним. Свернули вдоль канала, против течения. Там стояла большая мельница, перед нею росли диковинные деревья. Такие диковинные — Ергуш таких никогда и не видел. На ветках висели черные и белые пальчики. Сладкие, вкусные какие!
Палё сказал, это древесная земляника.
Стали сшибать их камнями, торопливо подбирать. Палё тревожно поглядывал на мельницу.
— Надо быть начеку, — сказал он, — как бы нас не поймали. Не то поколотят и шляпу отнимут!
Он швырнул камень — не попал. Ергуш поднял голыш величиной с кулак, нацелился в самую верхушку дерева. Сразу упало много ягод. Ергуш кинул еще раз — камень пролетел меж ветвями, что-то треснуло, зазвенело. Ергуш и Палё пригнулись, посмотрели туда, куда полетел камень: в маленькой сторожке, рядом с мельницей, зияло выбитое окно… Из сторожки выбежала старушка, подняла крик, озираясь во все стороны.
— Уйдем, плохо дело, — сказал вполголоса Палё Стеранка и побежал по узкой тропинке, огибающей мельницу.
Тропинку с одной стороны прикрывала мельница, с другой — стена срезанного холма. По этой стене росли частые кусты.
Над каналом выше мельницы были проложены мостки. Вода под ними быстро мчалась, валилась на мельничное колесо. Мальчики перешли по мосткам, обогнув мельницу и фабрику.
Тут Палё Стеранка остановился и сказал:
— Вон тот человек около коров — это мой отец. Нельзя, чтоб они узнали, что мы воровали ягоды, не то выпорют меня. Они сильные — страсть!
И он медленно как ни в чем не бывало, побрел к мальчикам под окнами фабрики. Ергуш, надвинув шляпу на глаза — совесть у него была нечиста, — остановился поодаль.
Овец и коз собралось уже много. И коровы заняли уже почти весь затон. Палё сказал, что еще подождут немножко и пойдут на верховины. К фабрике подошли еще несколько мальчиков, среди них Рыжик и еще один знакомый — тот самый, который грубее всех кричал на Ергуша на болоте. Он был невысокий, юркий, с колючими маленькими глазками. Вертелся, смеялся ядовито, всех задирал. Звали его Матё Клещ-Горячка. Все ему уступали — видно, с ним не желали связываться.
