— Похвально, — промолвил Лиров и после паузы добавил: — Россия нуждается в независимых людях. Но независимых не от нее, а от ее врагов и хулителей. Надеюсь, вы того же мнения?
— Да.
— Очень рад слышать… У вашего сына есть с кого брать пример. Имя присяжного поверенного Дорского пользуется в Вильне доброй славой.
Мирон Александрович благодарно склонил голову, колени его потеплели.
— Верноподданный еврей, искренне любящий царя и отечество — не такая уж редкость в России. Не правда ли?
— Совершенно с вами согласен. Но…
Тепло от колен поднималось вверх, разливаясь по паху, по животу.
— Бывший еврей — все равно еврей, — перебил его Лиров. — Надо полагать, что ваш сын Андрей, как и вы, пополнит не число посягающих на наше отечество, а любящих его. А наше отечество, как вам известно, никогда не откликалось на любовь ненавистью.
Ротмистр встал из-за стола и подал Дорскому, как пропуск, руку:
— Давайте же, Мирон Александрович, поможем ему, пока не поздно.
— Приложу все силы… сделаю все возможное, — зачастил Дорский.
Слава богу пронесло, слава богу пронесло, повторял он в тот памятный летний день, как детскую считалку, мчась как угорелый к себе на Завальную: скорей в холодную воду, смыть пот и уничижение, сменить исподнее, надеть новую сорочку и — к Андрею.
В тот далекий летний день Мирон Александрович искренне надеялся, что все еще можно изменить, вернуть на прежние места. Поиграл мальчик в революцию, как в лапту, и хватит, и домой, к папе, к свежим булочкам из булочной Фейгенберга, к французскому языку, к скрипке и мылу!..
— Нету их… Ночью придут… По субботам они всегда возвращаются за полночь, — огорошила его панн Мочар.
За полночь не за полночь, Мирон Александрович решил во что бы то ни стало дождаться сына. Мешкать нельзя, пора брать быка за рога, пока не прободал… пока… Не хочет жить на Завальной — не надо, не желает в доктора и инженеры — дело хозяйское, но ставить под угрозу свою жизнь и честь отца!.. Да, да, честь. Мирона Александровича в два счета из присяжных погонят: кто его, родителя политического преступника, врага престола, слушать будет. Сторож, и тот на порог суда не пустит!
Дорский прождал сына в прохладном дворе до утра под неусыпными взглядами пани Мочар, которую он полгода назад нанял в осведомители, положив ей в месяц два рубля. Но Андрей и утром не пришел.
Мирон Александрович вспомнил, как караулил сына, как, запинаясь, перескакивая с одного на другое, преувеличивая угрозу — Лиров, дескать, громы и молнии метал, вытягивал из него жилы, — рассказал Андрею про свой визит в охранку.
