Надо воспользоваться этим уникальным исцелением, если только оно и в самом деле произошло, и удержать его. Удержать во что бы то ни стало. Закрепить. Думать только об этом и заниматься только этим. Набираться мощи, как сказал Антоныч. Оздоровить, промыть каждую клеточку и молекулу организма. А уж потом решать, что делать дальше.
Он верил и не верил. И все-таки больше верил, потому что и впрямь чувствовал себя с каждым днем бодрее.
После всего испытанного, после того, как он побывал на самом краю бездны и заглянул в нее, одна только мысль о возвращении к прежнему бытию казалась ему нелепой и ужасной. Если жизнь продолжается, то она должна стать иной. Он еще не знает, какой именно, но совсем другой. Подаренные ему годы будут наполнены подлинной жизнью, а не постылым, никчемным существованием.
Он лежал без сна, но это не изнуряло его.
И снова, как в давние годы, звучала в нем мелодия старинного вальса «Ожидание», который он всегда так любил. Он вслушивался в нежный, волнующий мотив, и в нем нарастало желание жить.
Предчувствие светлого, радостного часа заполняло и будоражило его…
Каштан покидал Светлановскую больницу со смешанным чувством радости и горечи.
Радость принесли результаты исследований, проведенных специалистами тубдиспансера. Антоныч оказался прав: туберкулеза у Каштана больше не было.
Травмы, полученные на Аракутане, залечены. Он мог отправляться на все четыре стороны и выбирать какой ему заблагорассудится образ жизни.
Чувства же печали, тревоги были связаны с думами о Полине. Он ничего не рассказывал ей о своих лечебных делах, о намерении уйти в тайгу, не делился планами дальнейшей жизни. Зачем? У нее хватает своих дум и сомнений. Она стоит на распутье, пытается определить, как им с Леночкой жить дальше.
С помощью Кондрата Игнатьевича Каштан оформился на работу в бригаду заготовителей коры бархатного дерева.
Накануне выписки он увидел в больничном саду Полину с дочерью и подошел к ним. Он малодушно умолчал о том, что покидает больницу. Однако Полина почувствовала его волнение. За все время разговора она не сводила с Каштана своих внимательных вещих глаз. Взгляд Полины был тревожен. Проницательность ее удивительна.
Каштану невольно вспомнилась самая первая их встреча на Аракутане. Вот такое же напряжение светилось в ее глазах. Полина говорила тогда о предчувствии беды. И беда пришла.
Он так и не решился сказать Полине, что прощается с ней навсегда.
И лишь самому себе он мог признаться, что убегает от женщины, с которой столь причудливо свела его судьба, что его колдовски тянет к ней и что этой напасти необходимо положить конец.
