Вторая и последующие жизни | страница 72
Я укоризненно посмотрел на них. Вот уже и до моих товарищей то ли склероз добрался, то ли всеобщая беспамятность.
- Вот. Забыли уже и Александра Матросова... Ты имеешь в виду грудью на амбразуру?
Он в раздражении бросил на стол фишки, кивнул.
- Убил бы гада...
- Рыба....
- Так у него ж охрана...
- Кстати, мафия, когда хочет кого-то убрать присылает кандидату в покойники именно рыбу. Я в кино видел. Можно послать и напугать...
Немножко поржали, представив, что может получиться из такой инициативы.
- А у тебя Абрамыч, что новенького?
- Новенького? - задумчиво пробормотал профессор, разглядывая набранные костяшки. - Новенькое у нас состоит в том, что старенькое с места сдвинулось. Рыбак заходит?
- Да...
Петрович обрушил на столешницу дубль "два-два"
- "Два-два. На траве дрова".
- И что же это у вас там с места двинулось? В какую сторону?
- В нужную сторону. Получили мы, наконец, препарат. Хороший, но с побочными эффектами. Тоже, правда, неслабыми...
- И что это за действие? "Пусто два. На дворе трава".
-"Пусто-пусто выросла капуста"... Очень простое. Смерть называется.
Я несколько опешил.
- Ну, вы там заработались... И нафига ж такие препараты, скажите мне, нашей родной армии?
-То-то и оно, что не нужно. А у нас от него все хомяки подохли.
Он машинально потрогал синяк под глазом.
- Перед тем как, правда, клетки разломали, выбрались на волю и пол лаборатории разгромили.
- Так это что, правда?
- В смысле?
Я кивнул на синяк.
- А то... Еле жив остался....
Он передернул плечами.
- Как пришли, смотрим в лаборатории - бардак. Да не просто бардак, а бардак, по которому танк проехал. А хомяки наши да суслики, ну кто живой еще остался, носятся, по стенам прыгают, как обезьяны. Охрану, конечно, вызвали те их перестрелять попробовали, а те..
- Отстреливаться начали? - невинно поинтересовался Петрович. Он, видно, еще не верил в правду. Наш профессор неопределенно качнул головой.
- Стали орехами кидаться и всем другим, что под лапу попадалось.
-Так они же маленькие?
- Они маленькие, а силы и злобы как у медведя...
Я представил, какие возможности это все предоставляет...
- Слушай, Абрамыч... А можно у тебя в институте малость того препарата позаимствовать?
- А зачем тебе?
- Да сосед у меня есть. Хам трамвайный... Каждый день с утра до вечера то ли дрель у него, то ли станок какой сверлильный. Трещит и трещит... Мне весь подъезд спасибо скажет.
Я сказал это и заржал самым неприличным образом, но поперхнулся, увидев глаза Борисыча. Тоска в них была. Тоска и холод.