Я сказала, что у меня кое-что отняли.
— Эта вещь была тебе очень дорога.
— Да.
— Кудрявый парень зарыл ее в саду.
А вот это уже что-то новенькое. Ведь один из тех парней действительно был кудрявым. И мне снился тот сон про сад. Я была у нее еще три раза, но так и не сказала, что речь идет о скрипке. Каждый раз перед моим уходом она говорила:
— Не теряй надежду. Радость еще вернется к тебе.
А иногда перед этим говорила, так, словно для нее это было важно:
— Ты понапрасну растрачиваешь свой дар.
Откуда ей было знать о моем даре? Откуда она вообще знала, что он у меня есть? Я ведь не говорила ей, как меня зовут, и не рассказывала о себе. Вы спросите, зачем я туда ходила. По глупости или от отчаяния? Я верила в знаки и предчувствия, я с ними сталкивалась. Я искренне верила, что слышу свою скрипку, и что мы с ней по-прежнему связаны. Почему бы не представить, что Джайен и ее Сестры могли просто уловить эти невидимые глазу волны. (Позже, когда я писала эту книгу, я призналась в этом Саймону Тайлору из транспортной полиции. Мне было неловко, но он неожиданно отнесся к моему рассказу с пониманием. Оказывается, они постоянно консультируются с экстрасенсами!)
Мэтт убедил меня сдать мою квартиру и перебраться к нему в Манчестер. Большая часть времени уходила на его подготовку к новому карьерному этапу. Приближались выпускные экзамены, и, понятное дело, сначала нужно было разобраться с ними. Мы сосредоточили все силы на том, чтобы подготовить его как следует. Мне это тоже было полезно — позволяло занять чем-то голову. Я помогала ему изо всех своих сил, и это действовало на меня лучше, чем йога и чтение медицинских текстов. Я подолгу сидела рядом, когда он занимался, аккомпанировала ему на прослушиваниях. Однажды мы даже полетели вместе в Нью-Йорк, использовав мои бонусные перелеты, чтобы он смог сходить на прослушивание там. Мне очень хотелось его поддержать. Он пересидел в студентах, так что для него было жизненно важно больше не затягивать свое развитие как музыканта. Однажды мы с ним навестили родителей. Его, не моих. Им было не по себе, что Мэтт виноват в той краже. Я убеждала их, что никаких последствий для него это иметь не будет. Я решила признать его лидерство. Мне хотелось исчезнуть, сбежать от собственной жизни. Чем была моя жизнь? Чем была моя карьера?
Мэтт взял на себя роль моего секретаря. Он отвечал на все звонки, как от друзей, так и на деловые, и всем повторял, что я не готова разговаривать. Я не общалась с родителями, но он утверждал, что это к лучшему, ведь они только расстроятся еще больше, если увидят меня в таком состоянии. Я не могла с ним не согласиться. Шли недели, а они все равно не имели ни малейшего понятия о том, в каком аду я жила. Теперь, когда я рассказываю об этом маме, она говорит:
