– Я перевезу тебя на тот берег, – едва слышно произнес Езеф.
– И не только меня, – почувствовав в себе странную уверенность, твердо заявил я в ответ. Мой перст указал на Проклятого и его странную зверюшку.
На лице Езефа возникла радостная ухмылка.
* * *
Тихая, спокойная река нежно касалась бортов лодки, и когда Езеф опускал весло на ровную гладь, она продолжала оставаться такой же идеальной, будто поверхность пыльного зеркала, которое мне довелось увидеть в одной из комнат разрушенной церкви.
Старец то и дело внимательно взирал на меня, радостно выпячивая остатки зубов, отчего на его лице возникало странное подобие жадного оскала.
Я покосился на Проклятого. Стараясь вести себя спокойно он, как плохой актер все же не мог скрыть нахлынувших на него эмоций и выглядел весьма обескураженным.
– Ох, ну и умаслил ты меня, сопленышь, – довольно прохрипел Езеф. – Ни дать, ни взять… В наших краях это ценная штучка, потянет на парочку праведников.
Но я даже не слушал лодочника. Терзаемый мыслями, я никак не мог взять в толк, откуда у меня оказался этот портрет? Богом клянусь, я не помнил, что рисовал именно его.
– А почему праведников? – сам не зная почему, задумчиво произнес я.
– Здесь это ходовой товар. Можно сказать: настоящее золото, – мрачнее тучи произнес Проклятый. Видимо он так и не смирился с той мысли, что только благодаря мне удалось уговорить слепца переправить нас на другой берег.
– А зачем ты так хотел попасть туда? – я указал на далекий пологий склон, где сквозь легкий туман виднелись стройные мачтовые сосны.
– Я хочу выбраться из этого треклятого мира, едва слышно произнес Душеприказчик.
– Ха, я же сказал – глупец! Как ни крути, глупец! – старец ударил себя пальцем по виску и, указав в небо, желчно рассмеялся.
Я грустно вздохнул, и перевел взгляд на ровную морскую гладь. От воды сильно тянуло тошнотворным запахом то ли тины, то ли еще какой речной дряни.
Перевалившись через борт, я ожидал увидеть искаженное водой песочное дно с сотней маленьких рыбок, но вместо этого увидал совсем иное, и замер в ужасе. На меня с немой мольбой взирали тысячи, даже десятки тысяч лиц: белые и безжизненные, они скрывались в речной мути как за непроницаемой пленкой, которой была покрыта вся поверхность воды. Мы не плыли, а словно скользили по стеклу, не оставляя за собой никаких следов.
Водянистые лица смотрели на меня пустыми белыми глазами, словно поджаренные караси и что-то бурчали немыми ртами. Но я их не слышал…
