Действительно, Женя заметила, что алтайские реки отличаются друг от друга прежде всего цветом. Безыменная речушка казалась зелено-синей, как легкий раствор медного купороса.
Искупавшись, Сановай принес сухих веток и развел огонь. Коровкин-отец воткнул в землю рогульки, навесил на перекладину два походных котла и чайник. Пашка Коровкин, любивший поесть, охотно подкладывал сушняк. Женя заметила, что глаза у него были светло-серые, а ресницы и брови совсем белые, незаметные, как у малых ребят. Когда сушняк истощался, он рубил дрова, размахивая топором, подобно сказочному лесорубу.
Пока варился обед, Журба и Абаканов, лежа рядом, смотрели в небо. Над их головами раскинулись кроны исполинских сосен, простиралась голубая тишина, располагавшая к интимной беседе. Время от времени верхушки деревьев шумели, и шум этот напоминал Журбе морской прибой.
— Мне говорили, что вы бывали на тубекской площадке, — сказал Журба.
— Побывал.
— Как ее находите?
— Я не имел возможности заняться ею по-настоящему.
— А первое впечатление?
— Первое впечатление удовлетворительное. Но есть серьезные недостатки.
— Какие?
— Река. Для такого гиганта надо много воды, а Тагайка бедненькая, хотя и бойкая, живая речонка. Второе — заболоченность.
— Это серьезный минус. А плюсы?
— Руда и уголь — почти под рукой.
— Запасы?
— Мы не исследовали. Но сочетание чудесное.
— Почему московская комиссия сняла точку с изыскания?
— Ссылаясь на то, что есть более выгодные площадки. Здесь, действительно, места богатейшие, а чем больше выбор, тем труднее на чем-либо остановиться.
— Что вы скажете о Радузеве?
— О Радузеве? — удивился неожиданному вопросу Абаканов. — Что могу сказать? Его прислали к нам в прошлом году. Он, конечно, странный, весьма странный человек, но инженер знающий. Таких поискать!
— На меня он подобного впечатления не произвел.
— Вы его не распознали. Это замкнутый, болезненный человек. С ущемленным самолюбием. С ущемленной душой. Но знаний у него не отнимешь.
— Белогвардейский офицер?
— Белогвардейский? Откуда вы взяли? Он офицер царской армии. В белой армии, насколько я знаю, не служил.
Промолчали.
— А какой он пианист... Когда его слушаешь, забываешь и недостатки его. Все забываешь...
Абаканов вздохнул.
— Он сибиряк?
— Он с Украины, но в Сибири и на Урале лет десять.
— Выслан?
— Откуда вы взяли?
— Предположение.
— Нет. За что его высылать? Его никто не высылал.
— Откуда вы так хорошо его знаете, если он прибыл сюда только в прошлом году? И если к тому же он человек замкнутый?
