Прибежала Женя. Она схватила Журбу за руку, хотела что-то сказать, но не находила слов от волнения.
— Успокойтесь. Больше не буду... — комически заявил Журба. — И на старуху бывает проруха.
— Как мальчик... Самый настоящий мальчик... — вырвалось, наконец, у девушки.
— Хватит! Повинную голову... знаете?
— Не смейте больше! У меня чуть сердце не разорвалось.
— Так скоро?
— Не шутите. Стыдно!
...И снова машина мчится дальше, дальше. Вот и паромная переправа. Через буйную реку переброшен трос. Он закреплен на берегах в высоких, откинутых назад, стойках. Завидев машину, паромщик направляется с противоположного берега навстречу. Легонький плот несется с бешеной скоростью, колесо дико визжит на тросе.
Погрузка отнимает не более десяти минут. Группа отчаливает от берега. Течение кажется еще быстрее, трос натянулся, как струна, гудит. Вода захлестывает край парома, молочная, пенная. Журба велит свалить вещи подальше от края. Паромщик налегает грудью на длинный руль.
Женя стоит у борта и, глядя на воду, говорит Журбе:
— И как вас туда понесло? У меня до сих пор мурашки по телу... Как маленький...
— Довольно, девушка. Сколько можно!
На той стороне открывается деревянный сруб, паром бежит точно к причалу. Группу встречает алтаец невысокого роста, широкий в плечах, мускулистый; пружинистые, сильные ноги его ни секунды не стоят на месте.
— Далеко путь держите? — обращается он к группе на хорошем русском языке.
— В Тубек. А вы проводник?
— Проводник.
— Товарищ Бармакчи! Привет! — восклицает Абаканов.
— А вы откуда знаете Бармакчи?
— Кто вас не знает, Василий Федорович!
Проводник приглядывается и вдруг узнает Абаканова.
— А, товарищ!.. Весной, помню, приезжали.
— Точно. Как лошади?
— Лошади есть. И люди есть. Когда пойдете?
— Вот старший в группе. Я начальник изыскательской партии, а это — старший в группе, — объясняет Абаканов, показывая на Журбу.
— Надо сначала вызвать геологов из Карки, — говорит Журба, — есть для них передача.
— Это в миг сообразим. Пока отдохнете, геологи тут будут.
— Переход трудный? — спрашивает Журба.
— Нам ничего, мы привыкли.
У Бармакчи плюшевая зеленая шапочка, отороченная рыжим мехом с длинными ворсинками, брезентовые сапоги с высокими голенищами, отвернутыми вниз, на голень, и перевязанными у колена ремешком. Улыбается Бармакчи хитро, как бы скрывая что-то или потешаясь над собеседником. На вид ему не более тридцати пяти, но возраст алтайца определить трудно. Несколько толстых волосков на верхней губе и на подбородке черны, как тушь; на полном лице ни одной складочки, ни одной морщинки; глаза молоды, взгляд остер.
