Роман отходит от Сони и ее благодарных слушателей и присаживается на банкетку у стены. Достает сигарету из пачки и мнет ее в руках. Ух, как курить хочется! Но на него коршуном налетает худая старуха с тяжелой брошкой на груди и шипит в ухо, как взбесившаяся тигрица:
— Молодой человек, вы в храме искусства! А здесь не курят.
И эта туда же! Если еще раз кто-нибудь произнесет слово «искусство», Рома врежет.
— Да пошла ты!
Старуха раззявила клюв и вот-вот завоет сиреной. Но Роман поднимается с банкетки и уходит.
Соня на мгновение оборачивается, пытаясь разглядеть, куда делся юный любовник, но, воодушевившись вновь подошедшими экскурсантами в лице мамы и долговязой нескладной дочери-подростка, продолжает заливаться:
— А вот другое море. Причал. Белая лестница. Хорошо прорисованные матросы и едва различимые девушки. В руках этого юного морячка раковина, как символ жизни, и моря, и тайны! Да, жизнелюбивый автор! Но в этот гармоничный мужской мир, выдающий в авторе некоторые латентные, скрытые от себя самого гомосексуальные мотивы, вмешиваются роковые страсти. Обратите внимание на красные бусы на шее у женщины и на едва заметную розу, брошенную на ступеньку. Вот видите, здесь, в углу…
— Девочка-то как нарисована… Как живая! На племянницу нашу похожа… — гостья культурной столицы любила не только поесть, но и родственников.
Соня быстрым шагом ведет благодарных своих зрителей дальше — к очередной, намеченной издали цели, но неожиданно останавливается возле странного полотна, на котором изображены три молодые женщины на набережной Невы, у гранитного льва. Толпа послушно замирает вместе с ней.
— Господи… Нонка, Юлька и я… — бормочет Соня. — Пойдемте же дальше! Да, поистине этот художник любил французов. Посмотрите теперь сюда! Здесь на заднем плане Матисс! Видите? Зачем это нужно было художнику? Зачем это многократное удвоение условности? Картина в картине. Образ в образе. И эти три оранжевых плода! Помните «Любовь к трем апельсинам»? Не помните? Жаль!
Группа любуется картиной, где на бетонной тумбе сидит полуобнаженный мужчина.
— А это полотно написано под явным влиянием Пикассо. Это знаменитая «Девочка на шаре». Мужчина, позитура, весь его облик словно перенесены из работы Пикассо.
Орлиный взгляд «поганой хари» выявил неувязочку:
— А девочка-то где?
Действительно, никакого ребенка не было, и шариков тоже. Только мужик и бетонная плита.
— В том-то и дело! — обрадовалась Соня. — Девочка исчезла из картины. Она, как символ, оказалась не нужна художнику. Он не справился с этой зарождающейся женственностью. Он ее просто удалил! Та-там! Еще один звоночек! Если вы помните, то в ходе наших рассуждений уже звучали предположения о латентной гомосексуальности автора. Ох уж эти романтики-шестидесятники! А девочка… — Соня повертела головой и нашла девочку, правда, не на шаре, а с куклами, — оказалась на картине рядом.
