Она стояла бледная, готовая вот-вот расплакаться, но вдруг вся переменилась, вспыхнула, топнула ногой.
— Хулиган! Как смеешь?ꓺ
— Неумеха, — брякнул младший сержант и нагнулся за своей одеждой.
— Щуров, не надо грубить, — сказал комбат. — Нехорошо ведете себя.
— Не умеет, пусть не берется, — ворчал Щуров. — Я должен вытаскивать за нее иглы?
— А ну тебя, чухна! Одевайся, идем, — позвал кто-то из бойцов у двери.
— Кто вякнул: чухна? А ну повтори, а то… — Щуров поднял сжатый кулак. — Я ленинградский, а не чухна.
— Хулиган! — крикнула Леночка с возмущением.
По ступенькам в блиндаж спустился полковник Афонов. Он слышал громкий голос Гарзавиной, оглядел всех, не отвечая на приветствия.
— Что тут происходит?
Комбат ждал, когда бойцы выйдут, чтобы без них объяснить полковнику. Щуров, натягивая гимнастерку, недобро посмотрел на Гарзавину, потом на бойцов, столпившихся у входа, отыскивая взглядом того, кто оскорбил его. Такой не мог быть из своей роты: Щурова знали и побаивались.
— Выходите, выходите, — поторапливал комбат, но Щуров не спешил: надев шинель, старательно затягивал ремень.
— Щуров черту брат, — тихо ворчал он.
Афонов попросил медиков перейти в другой блиндаж и сказал Наумову:
— Завтра на рассвете соседний батальон проводит разведку боем. Надо еще раз уточнить огневые точки врага, форсируем канал, захватим плацдарм, улучшим исходные позиции. Комдив поручил руководить боем мне. Давайте вашу карту! Сюда, — показал Афонов, — выдвиньте взвод, два ручных пулемета. При продвижении батальона ручники и автоматчики пусть не сидят на месте, а прикрывают фланг. Предварительно — вот их следующие позиции. Отсечный огонь ваших минометов — сюда… Ясно?
— Ясно, товарищ полковник. Буду ждать вашей команды.
— Этот Щуров — ручной пулеметчик?
— Да. Отличный пулеметчик.
— Пошлите его со взводом.
— Товарищ полковник, но после укола… — возразил Наумов.
— Ерунда. Что для такого здоровяка укол! На войне этакие нежности. Бросьте, майор! И дисциплина у вас хромает. Учтите!
«Неужели из-за девчонки прицепился? Нехорошо», — подумал комбат.
Он прибыл в новую для себя дивизию после краткосрочных курсов, в январе, незадолго до наступления, принял батальон. Однажды пришли медики — для профилактического осмотра бойцов, их вот так же, группами, приводили в блиндаж комбата. Осмотр затянулся до глубокой ночи. Медики ушли, а Гарзавина осталась. Наумов ничуть не обрадовался этому. Он еще мало знал людей в полку и дивизии и опасался неприятностей. Может, Гарзавина просто храбрилась, решив ночевать вблизи переднего края; может, заинтересовалась новым офицером, тактичным и немного замкнутым? В блиндаже всю ночь находились замполит комбата, начальник штаба батальона, телефонисты, и ничего предосудительного не могло произойти, да Наумов и не помышлял об этом.
