Проглянувшее через клочья рваных облаков солнце, ослепив обер-лейтенанта, на несколько секунд стерло все рельефные составные его лица. Даже громадный хищный нос. Выделялись лишь темные впадины глаз.
Скользнув невидящим взглядом по ссутулившимся солдатам, что бестолково топтались на месте, горбоносый подманил ефрейтора, не обернувшись к нему, приказал закопать расстрелянного.
Заведя руки за спину, офицер застыл, уперев взгляд в носки собственных сапог.
— Тетка Вера, мне боязно, — зашептала тощая девчонка, прячась за спину мамаши-тетки.
Словно уловив страх девчонки, обер-лейтенант поднял голову, вперившись немигающими птичьими глазами в понурую толпу женщин, медленно двинулся к ним навстречу, постепенно ускоряя ход.
Подойдя вплотную к низкой решетке, обер-лейтенант подозвал к себе фельдфебеля, понуро сидевшего на толстозадой кляче. Фельдфебель, пыхтя, слез с лошади, подкатившись к обер-лейтенанту, выпятил живот, обозначая предельное внимание.
— Вы видели, что никто не попал ему в голову? — спросил офицер.
— Нет, господин, обер-лейтенант! — заверил горбоносого фельдфебель.
— Зато эти видели, — кивнул офицер на женщин. — Видели, что этот ублюдок не получил ни одной дырки в башку, — не повышая голоса, ввинчивал в голову фельдфебеля неоспоримые улики горбоносый. — Видели позор немецких солдат… Вы понимаете, фельдфебель, чем это чревато?
Фельдфебель отфыркивался и молчал.
— Не понимаете, — подождав немного, подытожил горбоносый. — Скажите, фельдфебель, — скашивая глаза на ноги и забрызганные грязью подолы женщин, — что вам полагается делать в том случае, если весь этот сброд попытается разбежаться?
— Стрелять, господин обер-лейтенант! — рявкнул вспотевший от напряжения фельдфебель. — Но они никогда не осмелятся…
— Так вот считайте, что они побежали, — грустно покачивая головой, подсказал офицер.
— Но, господин обер-лейтенант…
— Никаких но, — отвернувшись от фельдфебеля, прервал его офицер. И доканывая последние колебания фельдфебеля, твердо заключил: — Акт о расстреле при попытке к бегству я подпишу лично. Исполняйте.
Их растянули вдоль всей темной стены фермы. Пытавшихся кричать, горбоносый приказал бить по лицу. Сам хлестал наотмашь. Спокойно и четко.
«Успокоив» пленниц, обер-лейтенант педантично, но быстро сам расставил притихших солдат, величаво взошел на мотоцикл, выкаченный на бугорок, в прогал меж жертвами и палачами.
— Солдаты! — начал обер-лейтенант…
И пористый нос его в мелких капельках пота (такой громадный, что захватил большую часть лба), неотвратимо, приблизившись, заслонил перед Еленой весь мир.
