Крестики-нолики | страница 37



— Не понимаю, — удивился Сергей, — зачем зерно на кладбище закапывать?! И вещи? Когда лес вокруг… В лесу же удобнее.

— Кто из леса шел, немцы без разговоров стреляли, — объяснила Медуница. — Раз из леса — значит, с партизанами якшаешься. А кладбище как на виду. Туда родненьких проведать ходят. Это и немцу понятно. Оттого там добро и прятали. Ну и партизанам кто помогал, как бабушка Мария, тоже на кладбище ходить стали. Еду носили, про то, какие немцы в деревне стоят, рассказывали. До зимы, как говорила я, немцы проходящие были. Непостоянные. В деревне мало кого в лицо запоминали. А что партизаны под носом их в открытую на кладбище за едой ходят, немцы и подумать не могли. Днем и не страшно будто. Бывало, бабушка с лесным человеком у могилки на скамеечке присядет, беседуют тихо. Рядом я играю. Свои домики строю. Вот прикиньте. Тут, скажем, мы. А вон, как до полдвора нашего, — дорога мимо кладбища. По ней немцы кухню свою везут. Гомонят. Сытые. К ночи хуже куда. Сама я вроде подросла чуток, а боязливой стала — не сравнить. Бабушку на шаг отпустить боюсь. Как прилипшая. Что делать? Бабушка Мария меня и брала везде… К вечеру, скажем, еду на кладбище нести надо. Чтоб не видал никто. Хорошо, когда тучи луну не застят… Кресты из железа под луной голубым отливают. Красивые… А как без луны раз пошли. В хмурость. Во натерпелась я тогда. Не видать ничего. Зябко. Руками за юбку бабушкину уцепилась, как иду, сама не знаю. По запаху да бугоркам вроде кладбище началось. Вдруг вижу — шевелится кто-то. Бабушка моя встала. Обе в землю уперлись. И тот застыл. Стоим и не дышим уж вроде. Потом бабушка попятилась, попятилась, меня за собой потихоньку повела. В обход пошли… А он так и не шевельнулся боле, покуда тьма его не съела.

— А кто это был? — спросил жадный до подробностей Шашапал.

— Верно, тот, кто добро свое прятал, — рассудила Елена, выкладывая из рубиновых блесток пятиконечную звезду на одной из могил. — Хорошо у него теперь. Глянь, — кивнула Медуница Нику на выложенную звездочку.

— У кого? — нахмурился Ник.

— У партизана, с горлом перерубленным. Видишь, как вышло все, — Медуница обняла ладонями голову. — Немцы проходящие про кладбище не дознались ничего. А мародеры там лиходейничали хуже некуда.

— Но мародеры — это же немцы? — недоумевал Ник.

— Нет. То не немцы учинили. А мародеры, — настаивала на своем Медуница.

— Ты что-то путаешь, — попытался разобраться Шашапал. — Мародерами называются солдаты армии-поработительницы. Те, что грабят мирное население завоеванной страны. Как это делали немцы-оккупанты.