Нежданно Чапельник споткнулся, заскользил юзом по мокрым камням. В вещмешке что-то хрустнуло, заскрежетало. Аким и Мотя разом замерли, обернулись… Чапельник рванул к животу вещмешок, ухнул ногами в лужу, взбил фонтан грязи, и… счастливо затормозил, шало тараща глаза. Аким отвернулся. Мотя сплюнул. Чапельник выжал дурацкую ухмылку…
Хитрющая улыбка была у Конуса, когда он на следующий день спросил Щаву:
— Слышь, Щава, а чего это Аким с Мотей в ящике притаранили? Не дешевку, поди? Да ты не лыбься под деревню. Слыхали мы, какой у Чапельника перезвон пошел. Слабо не соврать?
Щава задергался, кривя рот.
— Щево слабо?.. Щево слабо?.. Гвозди Аким откумекал. Нам же в этот… Ташкент, знаешь как гвоздей надо? Дом строить… Там из глины все… Без гвоздей нельзя…
Сергей поймал себя на том, что давно смотрит на дверь Щавиного подвала. Как ни пытался, но глаз Акима он так и не вспомнил. Ускользают… Неуловимые какие-то… заячьи… В стороны и назад смотрят… Если долго в Акима вглядываться, обязательно озноб пробирать начнет. Что-то жуткое в этом Акиме гнездится. Огольчиха говорит — «тварь закомарная».
Что же все-таки Аким с Мотей в ящике под брезентом тащили? И почему так на Чапельника озлились, когда он споткнулся?..
Мотя одет в бушлат и тельняшку, а знаков отличия и бескозырки не имеет… Щава плел, будто в рукопашной Мотя двадцать одного немца заколол. А у того даже медали ни одной нет. Может, не носит, стесняется. Вон Конус говорит, будто штрафникам ордена и медали не дают… Странно… Еще Щава гундел, что Мотю ранили смертельно, мол, семь контузий он получил… А Шашапал в бане на Моте ни одного рубца не выглядел. Весь из мускулов, говорит. И прет, что твой «студебеккер». Финкой банку консервную как повидло режет… Опять все не сходится. Хотя от контузии следов на теле не остается… Но ведь слышит Мотя хорошо… Патрулей почему-то не любит.
* * *
Мимо прошмыгнула черно-белая кошка из семнадцатой квартиры.
Как нитку из клубка, потянула за собой любопытство Сергея… Легко проскользнула вдоль одноэтажного деревянного флигелька с просевшей крышей, быстро одолела короткий отрезок въезда во двор, бесшумно вспрыгнула на узкую крышу подвала.
На пологом лоскуте крыши лежала… Она… Грелась на зябком солнышке… А рядом кошки. Четыре… Нет, с черно-белой, из семнадцатой квартиры, уже пять… Сергей снова прозевал, как Она возникает на своем излюбленном месте…
Девчонку он приметил на «Постройке» в середине марта. Увидал темно-лиловый балахон-размахайку, что нелепо, боком двигался по пустырю. Кто под балахоном спрятан? Девчонка или старушка?.. Сергей так и не понял тогда… Некогда было. Спешил.
