И вот они воскликнули хором: «Если бы те несчастные смертные, что породили нас, могли заглянуть друг другу в сердца и умы, как мы теперь, меньше было бы схваток на земле, и чаще встречалось бы счастье. Но мы, владея всем наследием общего опыта, можем вместе создать истинное товарищество духов, и каждый из нас в этом союзе может перейти в более привольное и богатое существо.
Но, едва достигнув восторга взаимопонимания, все ощутили, как ускользает от них сознание. Ведь в единении они обрекли себя как личности на уничтожение. Вместе они стали родителями, или, быть может, скорее повитухами, единого существа. Каждый из этого сборища погиб окончательно, но опыт их собрался в единый плодотворный дух, в котором индивидуальные сознания не нашли себе места.
Этот дух, рожденный или пробужденный уничтожением всего разнородного сборища убитых, обладал прошлым каждого и всех вместе. Он, например, помнил, как некий кормовой стрелок целовал некого мотылька. И помнил объединенный дух экипажа. Он, посредством множества мозгов, помнил воздушное путешествие за море, и равным образом — подготовку горожан к обороне. Конфликт воль между горожанами и бомбардировщиками, между молодыми и старыми, богатыми и бедными, глядящими вперед и тоскующими по старине, он ощущал как конфликт собственных разнородных побуждений в дни, предшествовавшие его пробуждению к ясному самосознанию.
Ведь ему представлялось, что на протяжении жизней множества его членов он присутствовал в каждом из них — только бессильным, парализованным, погруженным в огромное бессвязное сновидение. Их вечно разделяли расстояния и привязанности. И, хотя он иногда полусонно пробуждался в каждом из них и осторожно натягивал бразды правления, никогда в их прежних жизнях он, высшее существо, не правил долго.
— Но я, я, что же такое на самом деле? — этот вопрос терзал его. — Если я в действительности не более, как дух, исторгнутый убитыми этой ночью, как вышло, что я жил в них прежде, чем их объединила смерть? Нет. Хотя я обладаю опытом лишь этих немногих, я, в сущности, больше, чем исторгнутый ими дух. Я — дух умерших всех стран и веков, и потому я имманентен также всем живущим. Всегда, с первого поколения, в котором люди были людьми, я, я был их общим духом. Но как же вышло, что мне памятны только эти несколько завершенных жизней?
Через опыт своих погибших членов он теперь, преодолевая ограниченность и бессилие этих немногих, пытался выработать ясное видение великого мира, в котором те так недолго и слепо жили. И оттого смутным, обрывочным и бессвязным складывалось у него представление о бедствиях человеческого рода на этой маленькой планете.
