— У нас вся пампа будет брачным ложем! — задорно выкрикнула она вдруг.
Старик едва кивнул стриженой головой и продолжал свистеть и хлопотать.
Чуть поодаль от «спальни» Магалена Меркадо поставила обеденный стол со скамьями, бочку с водой, ящик из-под чая с кухонной утварью и жаровню.
Симфорозу привязала к ножке стола.
Угнездившись таким образом, она поднялась на холм перевести дух. С высоты разбитый ею маленький лагерь казался миражом в пустыне. Чудно было видеть бронзовую кровать, ввинченную в горячий песок, под лиловым покрывалом, вторящим краскам заката. Но невероятнее всего смотрелся образ Святой Девы: возвышаясь над кроватью в чистом, будто отшлифованном воздухе сумерек, Она выглядела еще пущей красавицей и чудотворицей и будто изумлялась пейзажу. А зеркало трюмо переполнилось неизмеримостью и словно огорчилось, что не в силах вместить в маленькое овальное отражение космическое горение вечереющей пампы.
Магалена Меркадо, сидя по-турецки, долго обозревала плоды своего труда и надумала, что ей нужна ширма вокруг ложа. Ее можно сделать из занавесок того же епископского цвета, что покрывало.
А дело-то движется.
Она чувствовала себя основательницей чего-то значительного.
Кто знает, может, нового селения. Почему бы и нет?
Поразмышляла еще, подпирая подбородок кулаками. Радостно подскочила от внезапной блестящей мысли: она повесит колокол дона Анонимо у изголовья и станет звонить всякий раз, как следующему прихожанину можно будет заходить. Призывать, так сказать, на ее личную мессу.
На литургию любви!
Пришедшие могут дожидаться очереди по ту сторону железной дороги, в куцей тени жухлого рожкового дерева, единственного на всей обозреваемой окружности горизонта. Дерево стоит ровнехонько у домика, сооруженного над крестом. Святилище это — одно из самых знаменитых в Центральном кантоне.
В Вошке его называют Крестом Изгнанных Душ, потому что на этом месте свел счеты с жизнью молодой рабочий-мапуче — взорвал себя динамитом. Старики рассказывали, что юноша по имени Лоренсо Пальякан, который здорово играл на гитаре и распевал песни Хорхе Негрете[29], безумно влюбился в дочку бывшего управляющего, захирелого англичанина, прежде владевшего в Индии роскошной чайной плантацией. Прознав о счастье дочери — девушка отвечала певцу пылкой взаимностью, — этот «подданный Британской империи», как он под мухой любил именовать себя, приказал высечь нахала и вышвырнуть из лагеря, в чем был. Молодой человек спрятал динамит в красную гитару, единственную имевшуюся у него ценность и единственную вещь, которую он попросил разрешения забрать с собой. Оставшись в одиночестве у железнодорожной ветки, куда его вывезли сторожевые, он всю ночь пел песни о любви, а на заре привязал динамитную шашку поближе к сердцу и запалил шнур сигаретой. Куски тела разлетелись на несколько метров. На месте гибели возвели маленькую жестяную часовенку, а душа певца стала совершать всякие чудеса. С тех пор рабочие, коробейники и профсоюзные вожаки, которых выгоняли с прииска и отвозили к перекрестку, первым делом ставили свечку и просили дух юноши сопровождать их на предстоящем туманном и трудном пути. Рожковое дерево посадили путейцы и всякий раз, чапая мимо на дрезинах, подпаивали его водой из фляг.
