— Вы же знаете, мое авто — ваше.
Магалена Меркадо подтащила камень и села рядом с вдовцом. Взяла его за руки — большие, загорелые, шершавые, как камень, — и от всего сердца поблагодарила за доброе намерение, век не забуду, дон Мануэль. Но пусть не переживает, она уже поняла, что делать дальше. Со всеми вещами она останется прямо здесь, на этом самом месте, куда ее вышвырнули, как тряпку, посреди пампы, в центре самой страшной пустыни на свете.
— Отныне общий котел любви варит здесь! — твердо заявила она.
Дон Мануэль понял по блеску ее глаз, что разубеждать — только терять время. Пожелал ей удачи и напоследок повторил предложение руки и сердца.
— Со мною вас ниоткуда не посмеют выгнать, — веско сказал он.
Магалена Меркадо обняла его и вновь отказала. Идти по жизни вместе с таким добрым и работящим человеком — это просто мечта, но ей на роду написано другое. И никто не в силах изменить ее судьбу.
Когда двигатель запыхтел и дон Мануэль уселся за руль, она прокричала, пусть передаст всем мужчинам в Вошке, что ее обещание в силе: кто желает насладиться ее обществом — милости просим к Кресту Изгнанных Душ. Не стесняйтесь. Она и впредь намерена обслуживать в кредит и записывать все в большую тетрадь, пока не устаканится вопрос со стачкой. Пусть только, кто вздумает ее навестить, захватит бутылку воды, или уголь для жаровни, или там карбида для лампы. Продуктам она, конечно, тоже будет рада, особенно сахару и чаю.
— Завтра сочельник, — добавила филантропка, — поэтому тем троим, кто придет первыми, ничего не запишется. Все по любви.
«Форд Т» угромыхал по грунтовой дороге, а Магалена Меркадо взялась за работу. С помощью совка и осоловелого дона Анонимо, который до сих пор помалкивал в сторонке — только свистел и гладил на коленях курочку Симфорозу, — она разровняла четыре квадратных метра у подножья маленького песчаного холма и стащила туда все вещи.
Холм находился к востоку от железной дороги.
Крест — к западу.
Как обычно, первым делом она позаботилась о Святой Деве: отряхнула от дорожной пыли и песка, поправила складки одеяния, водрузила на голову картонный венец, оклеенный золотистой фольгой, поцеловала в лоб и поставила на тумбочку-алтарь, обращаясь нежно, словно дочь с набальзамированным телом матери. Зажгла свечи и украсила статую бумажными цветами, курчавыми розами и гвоздиками, пострадавшими в пути: стебли погнулись, лепестки измялись. Рядом с алтарем поставила высокую кровать с шишечками на решетках спинки и изножья; бронза сонно мерцала под солнцем пампы. Тут же расположила трюмо с умывальными принадлежностями. Дон Анонимо, более отрешенный, чем всегда, помогал ей и не прекращал насвистывать. «Сами напросились», — бормотала Магалена Меркадо, наводя порядок.
