Криворотый присел на корточки и подергал Христа за волосы.
— Что-то больно изысканно для правды, попрошайка ты вшивый!
Христос из Эльки благостно посмотрел на мучителя.
— А правда — она многоголосая, брат, — сказал он.
— А ну цыц браткать мне, проповедник хренов! — На лице Христа вновь осели брызги слюны сторожевого.
На тот случай, если он, козел, не знает: управляющий дал добро делать с ним, мудаком, все, что угодно. Так что лучше пусть оставит дурость и признается. Никакое он не воплощение Христа или кого там, а самый настоящий бордельный наниматель, торговец телками. Вот она, правда-то.
— Это твоя правда, брат, — ответствовал Христос из Эльки, не отрывая от него взгляда.
— Моя и всехняя, мать ее за ноги, — взорвался Криворотый. — Или ты, может, не хотел увезти Магалену Меркадо? Тоже отпираться станешь?
Христос из Эльки ничего не сказал.
У начальника сторожевых заблестели глаза. В точку попал. Он уселся на пол напротив арестанта, вытащил сигарету и закурил. В свете спички вид у него стал еще гаже. Лицо напряжено, словно ловчая птица присматривается к добыче. Сквозь щербину в заячьей губе он выдул кольцо дыма прямо в бороду Христу. И процедил:
— Удумал, значит, единственной поблядушки нас лишить, Христос-хреносос.
Христос из Эльки хранил молчание.
— А могу ли я узнать, какой дом терпимости тебе ее заказал?
— Ну, не в ученицы же ты ее берешь.
Христос из Эльки заморгал.
— Ах вот оно что! — ощерился Криворотый. — Себе ее забрать хочешь, в личные Марии Магдалины. Вы полюбуйтесь на этого поганца. А сам-то взахлеб рассказывает про грех похоти и всякую такую дрянь. Да ты сам дьявол, Христос-хреносос. Дьявол в рясе.
Христос из Эльки долго молчал. Сжав ладони на уровне груди, так что они почти скрылись за растрепанной бородой, он, казалось, усиленно обдумывал следующую фразу. Потом открыл рот и тихо и медленно, почти по буквам, изрек:
— Дьявол — криворотый.
Начальник сторожевых не ожидал такого удара. На мгновение он оцепенел, словно боксер, которому влепили в челюсть, пока судья зачитывал правила боя. Затем встрепенулся, вскочил на ноги, отшвырнул хабарик и с оттяжкой хлестнул Христа ремнем по лицу.
Из рассеченной щеки хлынула кровь. Не опуская глаз, дрожащими губами он как бы самому себе повторил:
— Дьявол — криворотый.
Начальник сторожевых сгреб его за бороду.
— Так, значит, правду говорят, блохастый. Ты на улицах поучаешь, будто дьявол — криворотый. То есть я для тебя дьявол, так, что ли?
