Кугушев, гладя ладонью плешь, вздыхает…
— Если б твоя знала, что моя поет, твоя б плакала, — говорит он.
Крамаренко по-прежнему, уткнувшись в подушку, жует кишмиш. Теленкову ужасно хочется есть. Но на этот раз совесть побеждает голод.
— Птоломей, сколько времени? — спрашивает он.
— Без пятнадцати…
Теленков вздыхает и направляется в уборную. Дневальный у тумбочки опять курит. Увидев дежурного, вытягивает руки по швам.
— А ну-ка! — И Теленков щелкает пальцами.
— Чего?
— Разговорчики!..
Дневальный нехотя отдает окурок. Павел глубоко затягивается и грозит пальцем.
— Еще раз увижу — сниму с наряда.
В уборной, на подоконнике, в окружении толпы курсантов сидит Валька Баранов. Рассказывает анекдоты. Анекдоты с бородой, все их знают наизусть, но все равно гогочут…
— Приготовиться к вечерней поверке, — рявкает Теленков. Однако никто не обращает внимания. Теленков хлопает дверью и кричит:
— Четырнадцатая, выходи строиться!
Теленков зол на все: и на скуку, и на старшину, который нарочно назначил его дежурным, и на Баранова, а заодно и на себя.
— Подровнять носки, — кричит он.
Строй выравнивает носки.
— Колупаев, куда выпер живот!
Колупаев подается назад.
— Васин, выйди из строя и почисти сапоги.
Васин идет чистить сапоги. Обмахнув их пилоткой, становится в строй.
— Смирно! Отставить!.. Малешкин, поправь пилотку.
— Смирно!
Теленков бежит в каптерку и через минуту возвращается с Горышичем. Горышич медленно проходит вдоль строя, опустив глаза долу, и, остановившись на левом фланге, командует:
— Вольно.
По шеренге словно задели оглоблей… Она, вздрогнув, покачнулась.
— Намучились небось… Бай-бай хотите? — ласково спрашивает Горышич.
— Не хотим, — рявкает пятьдесят глоток.
— А чего же вы хотите? Небось танцульки вам подавай… Колупаев, хошь на танцы? — Четырнадцатая хохочет. Правофланговый Колупаев ржет, как жеребец. — Вам смешно? — тем же тоном продолжает Горышич. — А чего ж вам не смеяться… Поели, попили, покурили… Как на курорте в Сочах… Старшина вас поднимает, три раза покушать сводит, спать уложит… А вы как относитесь к старшине?
— Хорошо! — рявкает четырнадцатая.
— Эх, хорошо… — ехидно тянет Горышич. — А Наценко небось думает: «Ну попадись ты мне, Горышич, на фронте!»
Наценко, закусив губу, опускает голову.
— Ишь застеснялся… голову опустил. Стыдно, да? А вот в самоволку ходить не стыдно?! — Старшина принимает стойку и зычно командует:
— Курсант Наценко! Два шага вперед!
Наценко выходит из строя.
— За самовольный уход с территории училища объявляю двое суток ареста. Дежурный, после отбоя отобрать у Наценко ремень и поведешь на губу… Становись в строй, разгильдяй.
