Васька хлюпнул носом.
— Несчастье ты мое, — вздохнула Настя и быстро ушла в избу.
Вернулась она с праздничной рубахой, вельветовыми штанишками и сандалиями.
— Мама, у нас гости? — спросил Васька, когда мать натягивала ему на ноги кожаные сандалии.
Настя поплевала на руки, пригладила Васькины космы и, взяв за руку, повела в дом. Дорогой она говорила, что у них дядя, что дядя хороший и бояться его не надо. Васька ничего не понимал. Какой дядя? Зачем он пришел? Почему мать вырядилась в шелковое платье, надушилась и треплет по росе туфли, которые, сама говорила, стоят полтыщи рублей?
В горнице на столе тоскливо пел самовар, стояли две бутылки вина, тарелки с огурцами, мясом, сахарница с конфетами, валялся кулек с пряниками. За столом у окна сидел грузный дядя в белой рубахе с распахнутым воротом. Сдвинув к носу брови, он то поджимал, то вытягивал губы, словно сосал конфеты.
— Это приданое мое, Тиша, — сказала Настя и, чмокнув Ваську в макушку, шепнула: «Поздоровайся, сынок».
— Здорово, — буркнул Васька и боком подвинулся к столу.
— Тихон Веньяминович, — глухо проговорил дядя и протянул руку с толстыми, короткими пальцами.
Васька чуть дотронулся до пальцев с желтыми ногтями и еще ближе подвинулся к столу. Он сразу узнал дядю — нового зоотехника. В колхоз он пришел в хромовых сапогах с тупыми носами и в пиджаке, наброшенном на плечи. Васька видел, как зоотехник с мамкой плясали на пятаке елецкого. Он кругами ходил на полусогнутых ногах, размахивал руками и ловко щелкал подошвами, а мамка прыгала вокруг него, как мяч, и, заливаясь, голосила:
Ох ты, ох ты, охточки,
В голубенькой кофточке…
Настя разливала чай и беспрерывно говорила:
— Мальчик он у меня хороший, ласковый. Только с ученьем у него не ладится.
— Наладим, — гудел Тихон.
— Задачки не умеет решать. Ты, Тиша, поучи…
— Поучим.
Васька жевал ириску и потихоньку тягал из кулька пряники.
В пустом доме Федуловых сразу стало тесно. В нем поселился чужой человек и потребовал называть себя папой. Сжалось сердце у Васьки, да так и не разжалось. И вместо «папа» он величал отчима в глаза «Тихон Виньминыч», а за глаза «Вынь-Мин». Настя звала мужа Тишей. Когда она ласково говорила: «Тиша, Тиша», Ваське казалось, что она упрашивает отчима не шуметь.
Васька старался не встречаться с Вынь-Мином. Когда отчим ходил по горнице, стуча каблуками и вытягивая губы, Васька забирался в чулан.
Тихон не забыл своего слова «поучим».
После завтрака он открывал книжку и ногтем делал пометки:
