Где пальмы стоят на страже... | страница 64

Кровь бросилась в лицо Беппино, сердце наполнилось бесконечной горечью. Он сел за первый попавшийся столик. Официант подошел, остановился, провел мокрой тряпкой по мраморной доске. Сказал что-то.

— А? — спросил Беппино, мысли которого были далеко.

— Что подать?

— Всё равно.

— Кофе?

— Пусть кофе…

— Кофе, на второй в центре, крикнул официант буфетчику.

Этот голос исходил, казалось, издалёка и уходил далёко. Кто-то подошел, заскрипел отодвинутым стулом, удалился. Он пил свой кофе в каком-то забытьи, словно был не собой, а кем-то посторонним. Всё казалось таким далеким, таким чужим, таким бессмысленным, таким бесцветным. Дона Ассунта, Луиджи, салон, Шелковая Рубаха… Он поднялся, как лунатик. Он хотел идти. Идти, не зная куда. Без направления. Идти в ночь. Внутрь ночи. По жизни. Из жизни. Он был один. Один.

— Эй ты, тип!

Пальцы официанта схватили его за рукав.

— Хотел уйти не заплатив, мошенник?!

Дети

Был день святого Иосифа, этого старого, бородатого и лысого святого в алой тунике, спадающей с плеч, с посохом из миндального дерева, чудесным образом ожившим цветами, — святого, почитавшегося за покровителя семьи еще со времен далеких дедов, от которых ничего больше в доме и не осталось.

Да, это был его день, если судить по указанию календаря. И в глубине домашней молельни, на возвышении, озирая с высоты своего роста в две пяди целую свиту второстепенных святых фигурок, с букетом ирисов у ног, святой весь сиял в отблеске свечи, набожно зажженной в его честь.

Так вот он и стоял в освещении и славе, удачливый плотник из Вифлеема, избранный богом, как чистейший среди чистых, чтоб быть верным хранителем Пречистой девы и ее божественного сына.

Следуя старинному обычаю, передаваемому из поколения в поколение, старенький замусоленный святой получал каждый год в один и тот же день, предназначенный ему календарем, искренние знаки внимания, доверия и любви в виде букета ирисов, разливавших аромат у его ног, и свечи, горящей и оплывающей над его головой…

Трое детишек, внезапно ощутив, что они одни и свободны от какого-либо взрослого вторжения, порешили между собою произвести подробное обследование домашней молельни, двери которой сегодня — только сегодня! — были так гостеприимно для них открыты. Жоржи, старший, был инициатором плана и руководил операцией. Жоржи был не малыш какой-нибудь, а сознательный человек пяти лет, самой природой избранный в грозные атаманы банды. Неистощимый изобретатель проказ, бесстрашный нарушитель порядка, раздающий щедрой и сильной рукой трофеи и затрещины, Жоржи был чтим восторженно и слепо.