— Сережа, я еще даже на паром не заехал, — не порадовал Тимофеевич.
— Ну, буду ждать. У меня других вариантов нет.
После разговора Кабан проверил счет — осталось 15 рублей, то есть, на минуту-полторы разговора.
— Ладно, — вдруг сказал Степа, торопливо озираясь, — мне пора, у меня в три часа последняя маршрутка из Успенки на Амвросиевку. Опоздаю, что мне потом делать? Я же 20 километров пешком не смогу пройти. Видишь, какая болячка у меня? — и похлопал с таким значением себя рукой по больной ноге, будто Кабан мог действительно там что-то увидеть.
— Степа, без проблем, но хоть чуток со мною побудь тут, ладно? — Кабан понимал, что нужно осмотреться, притереться, найти место, чтобы переждать хоть несколько часов, освоиться — после трех недель общения с покойниками незнакомые живые люди вызывали чувство опасности.
Сели на скамейку спиной к дороге. Время близилось к обеду, но обедать было не за что. Степан то и дело поглядывал на часы. Кабан не знал, что предпринять и куда себя деть подальше от милицейских глаз. И тут помогли небеса. Откуда взялся ливень с неба, на котором еще минуту назад не летало ни одной тучки, трудно сказать. Но факт остается фактом: сверху будто опрокинули огромную цистерну воды, и за секунду Кабан и Степа вымокли до нитки.
— У тебя зонта с собой нет? — спросил Степан и тут же извинился за дурацкий вопрос. Очевидно, мыслями он находился уже дома.
Пришлось забежать в ближайшее кафе, рядом с железнодорожной станцией. Маленькие резиновые тапочки хлюпали водой и спадали, и Кабан, чтобы удержать их на ногах, старался подгибать пальцы и подтягивать на ходу к пяткам, отчего его бег выглядел странновато. Под козырьком он остановился, держась за бок, отлепил от тела промокшую мастерку и посмотрел на живот — сквозь бинты и футболку проступила кровь. «Черт, — подумал Кабан, — черт!»
В пустом кафе где-то в глубине шумел кофейный аппарат, в левом дальнем от входа углу над стойкой мирно работал телевизор — показывали какое-то ток-шоу, и бурные аплодисменты с экрана вселили в Кабана спокойствие. За стойкой две женщины в возрасте за пятьдесят — одна в синем фартуке и такого же цвета чепчике с красным вензельком, другая в ярком цветастом платье, обе с короткими прическами — переставляли чашки и, увлеченные беседой, даже не взглянули на посетителей. Степа, будто любимец-завсегдатай, с неотразимой улыбкой ловеласа подковылял к стойке и, посетовав на переменчивость погоды, заказал чаю:
