Утром, проснувшись пораньше, Кабан поменял повязки на ране — кровь еще сочилась, особенно, когда он сидел или много двигался. В шесть сорок вместе с Женей, который открыл двери, зашел Степа и забрал Кабана на маршрутку: взял сумку — невысокого росточка, щуплый, маленькая седая голова немного набок — и похромал чуть впереди. Наверное, со стороны большой Кабан и маленький Степан выглядели слегка комично, но вряд ли на них кто-то обратил дополнительное внимание, в те дни в тех местах хватало персонажей куда более странных и опасных. Они прошли через больничный двор, и краем глаза Кабан отметил, что около входа в травму стоит мужчина в белом халате и синих больничных штанах и внимательно за ними наблюдает. «Холодильник, — подумал Кабан, — кондиционер не работает, спасибо тебе, добрый человек...» — все, что соприкасалось с ним так близко последние три недели, в мгновение осталось за облезло-зеленой металлической калиткой больницы. Кабан отметил, что идти ему тяжеловато — низ живота тянуло, ноги слушались плохо, переоценил он немного свою готовность. И самое неприятное — резиновые тапочки уж слишком малы, пятка торчит сантиметра на два. Когда перемещался на короткие дистанции: от морга к дереву, от дерева — к хозблоку или човгал в них по коридору, этот недостаток считал несущественным, а вот теперь почувствовал в полной мере, как неудобно идти.
В маршрутке им достались задние места. Кабан подумал, что так даже лучше, незаметнее, но жестоко просчитался. Не успела маршрутка отъехать, как Степан начал бесконечный рассказ о своей подготовке к поездке. «Я вчера к соседу зашел, он в комендатуре дэнээр работает, — заговорил военный пенсионер не тихим голосом, — бывший мент, свой человек, сколько раз мы с ним — э-э-э-э! Пообещал, что тебя не тронет». У Кабана упало сердце. «Я ж ему объяснил по-человечески, что ты — контрактник, не по своей воле здесь, да еще и ранен! Вот если бы ты снайпером был или пулеметчиком, например, то я бы тебя своими руками задушил, не сомневайся, а так тебе помочь надо! Повезло тебе, Серый: если бы они тебя с самого начала нашли и ты им под горячую руку попал тогда — там бы в больнице и положили. А сейчас ты никому не интересен, так мне сосед и сказал, а он в этих колбасных обрезках хорошо разбирается».
Кабан сидел ни жив ни мертв, и думал: «Дурака валяет или действительно дурак?» Вся маршрутка ехала, навострив уши, и ловила каждое слово Степана: «Так ты представляешь, сосед мой из комендатуры что подумал? Что это я тебя прятал! Вот так!» К счастью, за окном показались уже начинающие ржаветь остатки разбитой колонны, при разгроме которой Кабан получил ранение, и все, в том числе и Степа, раскрыв рты, уставились в окно. «Ого, каких делов мы натворили! Как в кино выглядит», — удивился Кабан. Зрелище действительно впечатляло — сожженную технику хотя и спихнули с дороги, но не убрали, и из окон маршрутки открывался радующий Кабана вид на подбитые и покореженные грузовики и автобусы, которые стояли и лежали в кювете.
