Ее пальцы вцепились мне в локоть, белое лицо — белее платка — оказалось совсем рядом.
Через руку у нее было перекинуто грубое шерстяное пальто — что-то уперлось мне в бок, металлическое, холодное.
— Идите рядом, — выдохнула она.
— Хорошо, — я понимал, что она на грани, и старался говорить как можно ровнее, — уберите пушку. Я вас не выдам…
Она поколебалась секунду, но ощущение холодного ствола под ребрами исчезло. Лишь теперь я понял, что она цеплялась за меня из последних сил — по той тяжести, с которой она навалилась мне на плечо.
Мы неторопливо двинулись вниз, по склону — обычная супружеская пара, застигнутая врасплох непонятными событиями этого недоступного пониманию мира.
Тропинка круто сворачивала к докам, растрепанные плакучие вербы заслоняли нас от пристальных взглядов патрульных.
Она начала вырываться — очень слабо, видимо, из последних сил. Я придержал ее за локоть.
— Спокойнее…
— Это дорога в доки, — она отчаянно мотнула головой так, что уголки платка взметнулись, точно белые крылья, — мне туда нельзя… Патрули…
За спиной раздался пронзительный свист. Она вновь отчаянно рванулась, пытаясь освободиться.
— Спокойнее, — повторил я, — я тут рос… Здесь где-то должен быть старый водосток… если его не замуровали…
Кирпичный зев водостока зарос бурьяном так, что я его чуть не пропустил. На полу скопилась грязная застоявшаяся вода.
— Сюда, — сказал я.
— Шевчук, — пробормотала она почти отстранение, — мне нужен Шевчук. Я видела — вы от него выходили…
— Вам нужен врач, — согласился я.
— Шевчук… он не выдаст…
— Я приведу Шевчука. Попробую.
Водосток резко забирал вверх, еще двести метров — и разлом, из которого бил мутный дневной свет. Мы когда-то играли здесь в защитников Новоградской Крепости — последнего вольного города, человеческого города, осмелившегося противостоять Объединенной Империи. Была такая легенда, что их не истребили совсем, а они ушли в подполье, в катакомбы, и выйдут, когда в них появится нужда.
Я осторожно высунулся в разлом — поблизости было пусто. Худая черная кошка шарахнулась в сторону. Помог выбраться своей спутнице — она еле шла, слепо цепляясь за мою руку… Какое-то время мы шли, пригнувшись, прячась за давно нестрижеными куртинами, потом пересекли сквер, и я вновь оказался в начале своего пути. Расписанная причудливыми узорами стенка, карниз… Еще полчаса назад Бучко был дома.
Я позвонил в колокольчик.
* * *
— Хорошенькое дело, — грустно сказал Бучко.
Дверь в кладовку была открыта, на полу валялись окровавленные тряпки.
