Рахманкул стоял на коленях и плакал, но Талибу не было жаль его. Удивительно только, что этот звероподобный бандит плакал, как все люди.
— Тупица, — презрительно бросил Рахманкулу Усман-бай. — Кому ты нужен?
Федор подошел к двери и позвал конвоира.
Когда арестованных увели, он вынул из кармана связку ключей, выбрал из них два и направился к несгораемому шкафу.
Глава тринадцатая.
Для тех, кто не утратил мастерства
Это была небольшая по формату, но довольно толстая общая тетрадь, вернее, даже книга в потертом переплете из зеленого сафьяна. Она была опоясана ремешком с черненой серебряной пряжкой тонкой кустарной работы.
Федор расстегнул застежку и открыл тетрадь, Он открыл ее, как открывают русские книги и тетради, чтобы читать справа налево.
— Не так надо, — не удержался Талиб.
— Ты прав, — сказал Пшеницын. — Привычка. И вообще это не для меня. Твоя тетрадь, ты и читай.
Дрожащими руками Талиб взял дедушкину тетрадь.
Не очень красивым, но четким почерком на первой странице были выписаны уже известные Талибу строки из поэмы Алишера Навои «Фархад и Ширин». Здесь, в этой тетрадке, стихи обретали какой-то новый, таинственный и многозначный смысл.
…Фархад к пещере змея подошел
И надпись над пещерою прочел:
«Прославлен будь, бесстрашный витязь! Ты,
Чудовище убив, достиг мечты.
В пещере змея обнаружишь клад —
Тебе наградой будет он, Фархад!
Видимо, не зря мастер Рахим выбрал эти строки, видимо, не зря ходили слухи о том, что он искал и находил золотые клады, видимо, не зря звали его уста-Тилля — мастер-Золото.
Войдя в пещеру, знай: она кругла —
Ни углубленья в ней и ни угла.
Измерь ее шагами всю кругом
И средоточье вычисли потом…»
На этом стихи обрывались. Дальше начинались записи старого мастера.
«Пятьдесят лет, подобно Фархаду, я искал клады в земле моих предков. Голодая и терпя холод, вызывая злые насмешки и скрытую зависть, я исходил эти края от реки Или на Восходе до Аму на Закате. Все, что мог запомнить, запоминал, что боялся забыть, записывал, а теперь и то и другое доверяю этой тетради.
Эти мои скромные записи да станут ведомы мужу моей единственной дочери Хадичи — кузнецу Саттару, усвоившему мудрость дамасских мастеров и моему верному ученику. Эти записи да будут ведомы сыну Саттара Талибу, а через них, кому они пожелают, но только тем, кто никогда не будет при помощи богатства плодить бедность.
В этой тетради указаны клады, способные сто тысяч батраков превратить в сто тысяч хозяев. Я никому не говорил про сокровища, кроме тебя, мой Саттар. Ты один и поймешь, что здесь написано.
