По приказу Сталина убили почти всю семью Троцкого. Это тоже был сталинский принцип — за врага отвечают все его родные. Уже в эмиграции Наталья Ивановна Седова вспоминала:
«Помню, как ждала Льва Давидовича после заседания политбюро. Заседание затянулось. Первый пришел Пятаков. Ждем, что он скажет. Он молчит, бледный, уши горят. Очень взволнован. Встает, наливает себе стакан воды, потом второй, выпивает. Вытирает платком пот со лба и говорит:
— Ну, знаете, на фронте бывал, а такого не видел!
В это время входит Лев Давидович. Пятаков обращается к нему:
— Ну зачем вы это Сталину сказали? Ведь он вам этого не забудет — ни вам, ни вашим детям, ни вашим внукам!
Л.Д. назвал Сталина «могильщиком партии и революции». И никто, конечно, ни на минуту не сомневался в том, что надо было это сказать, и правильность, испугавшая Пятакова, слов Л.Д. подтвердилась. Но и слова Пятакова начинают подтверждаться: сын, недалеко и от внука…»
Вести о родных приходили к Троцкому с опозданием. Сначала он узнал, что его первая жена Александра Львовна Соколовская, которая жила в Ленинграде с внуком, выслана в Сибирь. Получив ее открытку, записал в дневнике: «Тот же отчетливый, слегка детский почерк, и то же отсутствие жалоб…»
Младший сын Троцкого инженер Сергей Седов (оба сына носили фамилию матери, не хотели незаслуженно пользоваться славой отца) интересовался не политикой, а наукой. «Он занимался гимнастикой, — вспоминал Лев Давидович, — увлекался цирком, хотел даже стать цирковым артистом, потом увлекся техническими дисциплинами, стал профессором». Сергей Седов отказался уехать с отцом, остался в Советской России. Жил очень скромно, преподавал в Высшем техническом училище в Москве, подчеркнуто не участвовал в разговорах на политические темы, наивно полагая, что к нему у власти претензий быть не может.
Внезапно Троцкий перестал получать письма от сына. В последнем, написанном 9 декабря 1934 года, Сергей как бы вскользь заметил: «Общая ситуация оказывается крайне тяжелой, более тяжелой, чем можно себе представить…» Родители предположили, что эти слова носят чисто личный характер. Но скоро стало ясно, что речь шла о политической ситуации после убийства Кирова. Сын Троцкого не мог не стать жертвой сталинского террора.
