. От него не шел кислый, стариковский запах дурной домашней готовки, несвежего белья и нечастого мытья. Он не выказал ни одного стариковского обыкновения — причмокивать, цыкать языком, извлекая из зубов частички еды, зычно перхать горлом и, задумавшись, мычать неузнаваемые мелодии.
— Аппельбаум был боевой офицер, — скрипуче сказал Спыхальский. — Я не раз слышал, как Бур с паном Анджеем о нем говорили — всегда с большим уважением. Знаю, что еще в ноябре тридцать девятого к капитану Хенрику Иванскому из «Войсковы звензек валки збройней» пришли четыре жида-офицера. Аппельбаум был одним из них. Они предложили создать боевую группу, которая была бы частью Сопротивления. О них доложили Сикорскому, и тот дал указание содействовать.
— Надо ли понимать так, что их вооруженное подполье существовало только в Варшаве? — спросил Гаривас.
— С чего же надо так понимать? Их боевки были в Кракове и Лодзи. И в Люблине. Может быть, они вооружились и в других местах, но я знаю только про Варшаву, Краков, Лодзь и Люблин.
— А что еще вы знаете о них? — спросил Владик. — Может быть, вы что-то слышали от генерала Петряковского?
— Я многое слышал от Петряковкого… — Спыхальский подвинул вышивную салфетку. — Я знаю, что ядро их подполья составили члены трех организаций. Одна организация называлась «Бейтар»… — Старик доверительно сказал Гаривасу: — Когда я слышу «Бейрут», то всегда вспоминаю «Бейтар». Вторая организация называлась «Эцел». Название третьей я не помню.
— «Брит-ха-хаяль», — сказал Гаривас и закурил.
— Вы хорошо информированы, — уважительно заметил старик.
В коридоре послышался шелест юбки, скрип паркета, и в комнату вошла та полная женщина, что приносила сливовицу.
— Юзеф, потшэбуйе спокою, змежэ пану чишьнене. — Она поглядела на Гариваса, и тот сразу понял, что в этом доме надо все делать так, как хочет эта пани. — Подвышшонэ чишьнене, пан… Хайпертеншн. Сорри май интерраптинг ю. Пшепрашем, пан.
Гаривас встал.
— Мы вас утомили, пан Юзеф. Благодарю за рассказ, за помощь. Вы разрешите нам приехать завтра?
— Да, конечно, пан редактор. — Старик поднял белую голову и мягко спросил племянницу: — О ктурэй годжине, мойя дрога?
— О двунаста, — сказала пани Гонората.
* * *
Над кровлей собора Святого Иоанна кружили голуби. Порывами дул теплый ветер. С крохотного балкончика было видно темную Вислу. Гаривас вошел в номер. Владик полулежал в кресле и читал «Повесть о смерти».
— На чем я остановился? — сказал Гаривас.
