К счастью, никакие сожжения на костре мне не снились. Мне вообще ничего не снилось. Я мирно проспала примерно до девяти утра, пока не зазвонил телефон.
— Да, — язык спросонья слушался плохо, как и мозги.
— Ева! — Голос бабушки звучал так, что сонное состояние слегка отступило. — Ева, мама в больнице!
— С нервным срывом? — Первое, что пришло мне в голову.
— Нет, Ева, ее избили!
— Чего? — Я села в постели, забыв, что еще пару мгновений назад хотела спать. — Так, стоп, куда приезжать? Как она?
— Сейчас врачи обследуют. Медицинский центр Крисхилл. Приезжай скорее, Ева, пожалуйста!
Я похолодела: когда бабушка говорила таким голосом, значит, дело плохо.
Путь до госпиталя показался вечностью. Я успела накрутить себя до предела. И, влетая в просторный светлый холл, уже с трудом сдерживала панику. Хорошо еще, бабушка встречала меня внизу. И с ходу вцепилась в локоть, приговаривая:
— Только успокойся, только не паникуй, на тебе лица нет. Матери от этого легче не станет.
— Что с ней? — У меня с трудом шевелились онемевшие от страха губы.
Наверное, выглядела я не очень. Иначе почему подошедшая следом за бабушкой медсестра внимательно на меня посмотрела и спросила, все ли в порядке.
Нет, не в порядке! Какая-то тварь избила мою маму. Я в принципе не могу быть в порядке!
Ненавижу больницы, еще с детства. Врачей уважаю, а больницы — нет. Меня сразу начинает мутить от специфического запаха. Смесь лекарств, страха и боли. Сразу перед глазами вспыхивает сцена: куча врачей, меня везут на каталке к лифту. И дикая боль в ноге. Покаталась на мотоцикле в пятнадцать лет, называется. Двойной перелом со смещением.
Мама лежала в небольшой и почти уютной палате. Как я ни старалась сдержаться, слезы хлынули сами по себе. Стоило увидеть ее, подключенную к каким-то аппаратам и с кровоподтеками на лице, шее и руках. Подозреваю, что все остальное, спрятанное под одеялом, выглядело не лучше.
Бабушка чувствительно ущипнула меня за бок: мол, не реви. Я старалась, но слезы все равно продолжали катиться. Какой бы упрямой, эгоистичной и тщеславной ни была моя мама, она не заслужила такого.
— Ева… — Из-за разбитых губ она разговаривала с трудом, невнятно. — Пл… пла…
— Миссис Дрейк, вам пока лучше не разговаривать, — сказал вошедший в палату врач. Седой мужчина лет пятидесяти, в серо-голубой больничной форме.
— Мам, лежи, — я проглотила скользкий комок, — я буду приезжать каждый день. А этих скотов мы найдем.
Она замотала головой и явно попыталась что-то сказать:
