Он подбросил тешу, поймал ее за рукоятку и подмигнул.
— Я ужинал… — сказал Зуфар. — Скажите, папаша Менгли, у вас покупали пшеницу люди из песков в туркменских папахах?
— А что?
Он снова лихо подбросил тешу и повторил:
— А что? Цену они хорошую дали.
— Неужели продали? Вы же колхозник, а не…
Менгли перестал играть тешей. Изъеденное оспой лицо его, обрамленное туркменской бородкой, посерьезнело.
— А что, по — твоему, мне деньги не нужны? Завтра свадьба в кишлаке. Эх, комсомол, комсомол! Забыл. Всем кишлаком гостей принимаем. Всех гостей по курганчам соберем. В моей курганче тоже много колхозников будет. Непес — капитан просил. Обычай. Сколько поместится у меня во дворе, столько и угощу. Видишь, для костра дрова припасаю. Место приготовь, подмети, костер разожги, гостей прими, угости. Все Менгли. А деньги? Кто мне, комсомол, деньги даст? Бог, что ли?
— Выходит: муку просеял и сито повесил. И дела ни до чего нет. Спекулянт вы, а не колхозник.
— Э — э, потише, комсомол. Язык без костей, а может и костей наломать. Я еще двадцать лет назад с твоим отцом хлеб за одним дастарханом ел. Ты не больно… Я не позволю! Твоя бабушка тоже много болтает. К ней ишан каракумский Саттар сам приезжал, а она его на порог не пустила, прогнала… Обидела уважаемого человека.
— Зачем? — простодушно удивился Зуфар.
— Зачем, зачем? — передразнил Менгли. — Великий ишан дело говорил: «Наши девки да молодые женщины совсем с этими Советами сбесились. Все на собрания аульных Советов бегают. Отцов, мужей не слушаются. Разврат! Ты, Шахр Бану, постой на дороге. Кого увидишь из женщин, поругай, на собрание не пускай, домой загони». Дело говорил каракумский ишан, а Шахр Бану подняла крик: «Ты, говорит, контра… Чуждый элемент, говорит». Разве можно?..
Зуфар рассердился:
— Вы мою бабушку не трогайте… Она сама знает, она сама понимает. Вы лучше скажите: вы — то знаете, кому зерно продали?
— Не хочу с тобой разговаривать!
Менгли с силой ударил по хворосту тешей. Треском хвороста он хотел заглушить слова Зуфара, но тут же замер и, раскрыв забавно рот, уставился на штурмана.
— Да вы знаете? — выкрикивал Зуфар. — Вы знаете, кому продали зерно?! Не знаете. В Каракумах хлеба нет. Из Персии не привезешь. На границе теперь строго, никого не пропускают, а они, эти калтаманы, таких простаков, как вы, за нос водят.
— Ой, ой…
Свирепо сопя, Менгли положил на землю тешу, молча утер полой бязевого камзола пот со лба, прошел в конюшню и принялся седлать лошадь. Молча он слушал злые слова Зуфара.
