Когда староста ушел к очагу. Мирза Касым — хан свирепо напустился на пиявкоусых кандагарцев:
— Идите, собаки, на дорогу, сидите на обочине сторожевыми псами. Ловите проклятых дервишей или не ловите!.. Ваше дело. Меня не касается. Вас я не видел и не вижу. Убирайтесь!
Охая, он растянулся на голых досках помоста и так лежал, упершись взглядом в иссиня — свинцовое небо. Сладострастно втягивая ноздрями запах жареного барашка, он бормотал себе под нос: «Дервиш?.. Длинноволосый?.. Рубить уши?.. Без ушей? А конь? Гм, где я видел коня? Гм… Какой конь!» Напряженная работа мысли заставила его вдруг вскочить и сесть. «Ба… Зульфикар! Сулейманова коня зовут Зульфикар… Ай — яй — яй!» Земиндар свесил волосатые высунувшиеся из задравшихся полотняных штанов ноги и громко проговорил:
— Дервиш? Он с ушами?
Глаза его забегали. Далеко по белой дороге ползла фигурка всадника на длинноногой лошади, а рядом шевелился черной букашкой Сулейман.
Земиндар заговорил, обращаясь к большому пальцу своей левой ноги:
— Кхм! Инглизам он понадобился? Кхм! Чтобы изловить льва в пустыне Мазандерана, нужен и пес мазандеранский. А? Ну и ловите! Ха!
Он захохотал, и хохотал долго, к величайшему изумлению старосты.
Возможно, и сам староста смеялся, но так, чтобы Мирза Касым не заметил. Не так часто приходится наблюдать, как шлепается задом в лужу господин земиндар. Да и пиявки — усы этих проклятых пиявок кандагарцев, аллах ведает, как опротивели — до тошноты! — господину старосте.
Есть слова, которые и с ложкой меда не проглотишь.
Т а д ж и к с к а я п о с л о в и ц а
Человека на виселицу ведут, а жена ему наказывает: на обратном пути купи мне розовую юбку.
П е р с и д с к а я п о с л о в и ц а
Поэт Бедиль добродушно посмеивался над людскими слабостями.
Тот бородою чванится, а тот
Усы другим на зависть заведет.
Любитель поэзии Зуфар вспомнил двустишие Бедиля, созерцая с удовольствием блеск начищенных сапог. Сапоги были слабостью молодого штурмана. Бог его знает, какое количество ваксы изводил Зуфар на свои сапоги. Они выглядели почти новыми. Но сколько ни украшай шелковой кисточкой веник, веником он и останется. Сколько ни умащивал Зуфар головки и голенища своих сапог самой первоклассной ваксой «Гуталин Беха» (запасы ее на ургенчском складе сохранились еще с дореволюционных времен и казались неисчерпаемыми), ни стопроцентная чернота ее, ни блеск не скрывали мозаики трещин на коже и коварных заплаток. Сапоги следовало выкинуть. Несмотря на весь свой шик, они, попросту говоря, вконец износились.
