Теперь смеялись все — громко, искренне и весело. Надо было проучить этого залетного новатора с вывернутыми извилинами. Ишь на что замахнулся. Деньги ему лишние. Построй на них детский садик в трассовом поселке. Переведи в детдом, там найдут место… Деньги трудно добыть, а растратить — раз плюнуть…
Так примерно думали сейчас все: и скрытые недруги, и негласные друзья Сивкова. Врасплох застал его Кабанов, начав открытый наступательный разговор о самом больном и всех волнующем. То ли заранее обдумал, подыскал формулировки бригадир, то ли и впрямь был мудр и в себе уверен. Как бы там ни было, но Сивков смешался, заговорил неуверенно, извиняющимся тоном:
— Я не против заработка. Заслужил — получи. Но если работать не только руками, а и головой, можно и труборезную машину придумать, и автоматизировать внутренний подвар, и в организации труда…
— Ха! — гаркнул, будто выстрелил Кабанов, пресекая речь сварщика. — Ортодокс! Мы по шестнадцать часов на ветру и морозе вкалываем — это тебе мало? Хочешь, чтобы мы еще изобретали, организовывали, совершенствовали. За управляющего и главных специалистов треста. За инженеров и техников СМУ. За министерство и Госплан. А! И при том при всем сам свое одеяльце укорачивай, а потом ножки по нему тяни. Ло-о-вкач! И хорошо, что наши дорожки пошли врозь.
Рабочим уже поднадоела затянувшаяся перепалка. Было ясно: Сивков получил оплеуху по заслугам… Зашелестели сигаретные и папиросные пачки, застреляли, вспыхивая, спичечные головки. Сразу задымил десяток сигарет. «Как же так? — лихорадочно соображал Сивков. — Со своими ребятами… Столько времени бок о бок… А нужных слов… Коммунист. Рабочий…» Вдруг он нашел слова, которые Кабанова сразят, подсекут под корень, и уже раскрыл было рот, чтобы выпустить неотразимо убойную фразу, но именно в этот миг прогремел голос Кабанова:
— Давай, ребята, по местам! Подискутировали. А ты, Сивков, ищи работу. Из бригады тебя выдворяю!
Напрасно, отчаянно махая руками, Сивков что-то кричал, хватал уходящих за куртки и полушубки. Рабочие проходили мимо, с приглушенным говорком и хохоточками вмиг вытекли из конторки. Сивков остался один.
Побитый.
Осмеянный.
Потрясенный.
2
Полдня Сивков бегал по Гудыму, разыскивая Глазунова. Вымотался. Вспотел. Озлился так, что колени и локти кусались. И наконец узнал, что Глазунов переезжает на новую квартиру. «Остынь. Остановись. Ступай домой. Выплачься Маше…» — пытался усмирить себя Сивков, а сам семенил к новому девятиэтажному дому, в котором Глазунов получил квартиру.
